От такой несправедливости Гарри хотелось яростно завопить. Если бы не он, никто не узнал бы, что Вольдеморт возвращается. И вот награда, целых четыре недели в маленьком городке он был целиком отрезан от магического мира. Что ему оставалось, кроме как, съежившись на клумбе с увядающими бегониями, подслушивать новости о воднолыжном спорте волнистых попугайчиков. Как мог Думбльдор так быстро забыть его? Почему Рон с Гермионой не позвали его с собой? Насколько справедливо было прислушиваться к Сириусу, убеждающему его сидеть спокойно, быть хорошим мальчиком и бороться с искушением написать в «Ежедневный пророк» о том, что Вольдеморт вернулся? Эти мысли душили его, заставляя Гарри корчиться от гнева, а вокруг теплый бархатный вечер наполнял воздух запахом сухой травы. Уличные фонари высветили группу людей, шедших по парковой дорожке. Один из них пел громкую пошлую песню, остальные гоготали.
Гарри узнал своего кузена Дудли Дурслея и его преданную банду головорезов. Дудли был обширен, как никогда прежде, но невыносимо долгое сидение на диете и открытие в нем нового таланта, внесло заметные изменения в его телосложение. Как восхищенно рассказывал дядя Вернон любому, кто соглашался слушать, Дудли недавно стал чемпионом среди юниоров в тяжелом весе школ юго-восточной Англии. «Благородный спорт», как называл его дядя Вернон, сделал Дудли еще более огромным, чем он казался Гарри в начальной школе, когда он служил первой боксерской грушей юного Дурслея.
Гарри больше не боялся кузена, однако соседские дети опасались его так же, как и отъявленного хулигана Поттера, о котором было доподлинно известно, что он посещает центр безопасности святого Брута для неисправимых малолетних преступников.
Гарри, стоявшему в тени дерева вдруг захотелось, чтобы банда Дудли заметила его, чтобы они тогда стали делать? Бросились и начали бить? Как бы повел себя Дудли, оказавшись перед дилеммой — остаться крутым в глазах своих приятелей и хорошенько отделать Гарри, или изо всех сил пытаться избежать конфликта, памятуя о волшебной палочке в руках кузена.
Давайте же… оглянитесь… я здесь совсем один…подходите и начинайте…
Ему необходимо было выпустить часть своего раздражения наружу, он бы показал этим дегенератам, когда-то превратившим его жизнь в кромешный ад.
Их голоса уже замерли вдали, а Гарри все не мог пошевелиться, скрытый под тенью деревьев. Я делаю так, как ты хочешь, Сириус, тупо подумал Гарри. Не тороплюсь, держу свой нос в чистоте, делаю все в противоположность тому, что сделал бы ты.
Гарри потянулся и отряхнул брюки. Тетя Петуния и дядя Вернон всегда считали, что, когда бы Гарри не пришел домой — это уже слишком поздно, а позднее возвращение грозило Гарри ночью, проведенной запертым в сарае. С другой стороны, когда бы их милый Дудли не возвращался с прогулок, это всегда было вовремя. Поэтому Гарри зевнул и направился к воротам парка.
Дома на Магнолийной улице, как и на Бирючиновой Аллее стояли огромные и квадратные, с идеально подстриженными лужайками, и все они принадлежали таким же идеально большим и квадратным владельцам, в точности похожими на дядю Вернона. Гарри любил вечера, когда окна домов задернуты шторами и светятся в темноте, подобно драгоценные камни. И своим появлением на приличной улице в это время Гарри никому не доставлял хлопот. Он ускорил шаг, и на полпути к дому вновь увидел банду Дудли, они стояли под фонарем и что-то живо обсуждали. Гарри отступил в тень большого куста сирени.
— … он визжал, как свинья, правда? — сказал Малколм и заржал.
— Хороший правый хук, Большой Д, — поддакнул Пирс.
— Ладно, значит завтра в тоже время? — спросил Дудли.
— Соберемся у меня, предки свалили, — предложил Гордон.
— Тогда до завтра, — махнул рукой Дудли.
— Пока, Дуд!
— Увидимся, Большой Д!
Гарри подождал, пока вся банда разошлась. Выйдя из-за куста, он быстрым шагом нагнал Дудли, беззаботно насвистывающего что-то немузыкальное.
— Эй, Большой Д!
Дудли резко обернулся.
— А, — проворчал он. — Это ты…
— И как давно ты стал Большим Д? — поинтересовался Гарри.
— Ох, заткнись, — прохрипел Дудли.
— Крутая кликуха, — Гарри теперь шагал рядом с кузеном. — Но для меня, ты всегда останешься Лимпопусиком Дудличкой.
— Я сказал, заткнись, — ветчино-подобные руки Дудли сжались в кулаки.
— А разве твои друзья не знают, как зовет тебя твоя мамочка?
— А ну, заткнись…
— Эй, ты же не предлагаешь ей заткнуться, когда она называет тебя Пупсик или Мусик-Пусик. Если нет, значит, и я могу называть тебя так же.
Дудли ничего не ответил, на его лице отразилась внутренняя борьба, уж очень он хотел врезать Гарри, и не сделать это — требовало огромного самообладания.
— Так кого же вы отделали сегодняшним вечером? — спросил Гарри, усмехаясь. — Еще одного десятилетнего? Я же знаю, что это вы избили Марка Эванса пару дней назад.
— Он сам напросился, — зарычал Дудли.
— Да ты что!
— Он надерзил мне…
— Да? Он что, сказал, что ты похож на свинью, которая встала на задние ноги? Если так, то это не дерзость, Дуд, это истинная правда…