Гарри Поттер и орден Феникса

Рон победоносно взмахнул кулаком и расхохотался, так что несколько робкого вида второклассников, сгрудившихся возле окна, подпрыгнули. По лицу Гарри расплылась невольная усмешка, когда он увидел Рона, катающегося от смеха по коврику перед камином.

Гермиона наградила Рона взглядом, полным отвращения, и вернулась к своему письму.

— Ну, Гарри, как это было? — Рон наконец пришел в себя.

— Мокро, — искренне признался тот.

Реакция Рона была чем-то средним между ликованием и отвращением.

— Потому что она плакала, — яростно продолжил Гарри.

— О, — улыбка Рона слегка угасла, — неужели ты так плохо целуешься?

— Не знаю, — сказал Гарри, который не подумал об этом, и забеспокоился. — Может, так и есть.

— Естественно, ты здесь ни при чём, — рассеянно произнесла Гермиона, продолжая строчить своё письмо.

— Откуда ты знаешь? — вдруг резко спросил Рон.

— Потому что Чоу в последние дни плачет почти постоянно, — пробубнила Гермиона. — Она плачет во время еды, в туалете, да почти везде.

— И ты подумал, что несколько поцелуев её развеселят? — спросил Рон, ухмыляясь.

— Рон, — произнесла Гермиона с достоинством, окуная перо в чернильницу, — ты самая бесчувственная тварь, которую мне, к несчастью, довелось встретить.

— А что же это тогда могло быть? — спросил Рон с негодованием. — Кто может плакать в тот момент, когда его целуют?

— Да, — в отчаянии сказал Гарри. — Кто?

Гермиона взглянула на них обоих с сожалением.

— Разве вы не понимаете, как сейчас чувствует себя Чоу? — спросила она.

— Нет, — ответили Гарри и Рон вместе.

Гермиона вздохнула и отложила перо.

— Во-первых, очевидно, что она очень несчастна из-за того, что погиб Седрик. Затем, я думаю, она запуталась, потому что раньше ей нравился Седрик, а сейчас ей нравится Гарри, и она не может разобраться, кто же из них ей нравится больше. Ко всему прочему, она чувствует себя виноватой, думая о том, что поцелуи с Гарри оскорбляют память Седрика. Ее беспокоит, что будут говорить о ней окружающие, если она начнёт встречаться с Гарри. Скорее всего, она не может разобраться в своих чувствах к Гарри, потому что он был с Седриком, когда тот погиб, и осознать всё это для нее очень сложно и болезненно. Да, а ещё она опасается, что её исключат из квиддичной команды Равенкло, потому что она очень плохо летала.

После её речи наступило долгое молчание, а затем Рон сказал: "Один человек не может чувствовать всё это одновременно, он бы просто взорвался".

— Не стоит думать так обо всех людях только потому, что у тебя самого эмоций не больше чайной ложки, — съехидничала Гермиона, снова берясь за перо.

— Она сама начала, — сказал Гарри. — Я её не трогал. Она сначала подошла ко мне, а в следующий момент она уже плакала, стоя рядом. Я не знал, что делать…

— Не обвиняй себя, дружище, — не на шутку встревожился Рон.

— Тебе следовало быть отзывчивым с ней, — с беспокойством сказала Гермиона, поднимая взгляд. — Ты повел себя именно так, да?

— Ну, — пробубнил Гарри и почувствовал, как его бросило в жар. — Что-то в этом роде… Я похлопал её немного по спине.

Гермионе стоило больших усилий не закатить глаза.

— Ладно, а то я подумала, что всё было намного хуже, — сказала она. — Ты собираешься снова с ней увидеться?

— Но мы же и так увидимся, разве нет? — спросил Гарри. — У нас ведь будут встречи ДА?

— Ты знаешь, о чём я, — нетерпеливо ответила Гермиона.

Гарри ничего не сказал. Слова Гермионы открыли ему целый мир новых пугающих возможностей. Он пытался представить себе прогулку с Чоу где-нибудь, например, в Хогсмиде. Или то, как проводит с ней наедине каждый день по нескольку часов. Она, наверное, теперь ждёт, что он попросит её об этом после того, что случилось… Эта мысль заставила его желудок болезненно сжаться.

— Ну ладно, — сдержанно сказала Гермиона, опять погружаясь в своё письмо, — у тебя будет достаточно удобных моментов, чтобы попросить её.

— А что, если он не хочет её просить? — сказал Рон, сверля Гарри взглядом.

— Не глупи, — пробубнила Гермиона, — она нравится Гарри уже несколько лет, разве не так?

Он не отвечал. Да, Чоу нравилась ему давно, но всякий раз, когда он представлял ее рядом, она была веселой, в противовес нынешней Чоу, неудержимо рыдающей у него на плече.

— Кому это ты там пишешь роман? — спросил Рон Гермиону, пытаясь прочесть кусочек пергамента, свисающий до пола. Гермиона подтянула свиток вверх, подальше от его любопытных глаз.

— Виктору.

— Круму?!

— А сколько ещё Викторов мы знаем?

Рон ничего не сказал, но явно рассердился. Они сидели в тишине ещё двадцать минут. Рон заканчивал свой трактат по Преобразованию, раздражённо фыркая и что-то перечёркивая, Гермиона — продолжала исписывать пергамент до самого конца, затем аккуратно его свернула и запечатала, а Гарри сидел, уставившись в огонь и больше всего на свете желая, чтобы там появилась голова Сириуса и дала ему несколько советов по поводу девочек. Но огонь лишь потрескивал всё тише и тише, пока не остались лишь красные угольки в кучке пепла, и тогда, обернувшись, Гарри увидел, что они опять, вот уже в который раз, остались одни в гостиной.