- Ах, нет, - сказала Амбридж с такой безбрежной улыбкой, будто только что полакомилась исключительно сочной мухой. – Нет, нет и нет. Вы, мистер Поттер, наказаны за распространение гнусных, зловредных слухов – и все из-за жажды внимания к себе; между тем наказание, как известно, назначают не для того, чтобы провинившемуся было удобно и комфортно. Нет уж, вы придете сюда ровно в пять и завтра, и послезавтра, и в пятницу и отработаете все наказания в соответствии с графиком. И это правильно, что вы пропустите важное для вас мероприятие. Это станет дополнительным аргументом к тому уроку, который я собираюсь вам преподать.
Гарри почувствовал, как кровь ударила ему в голову и застучала в ушах. Значит, он распространял гнусные, зловредные слухи из-за жажды внимания?
Она наблюдала за ним все с той же улыбкой во весь рот, слегка наклонив голову, словно точно знала, какие мысли роятся в его голове, и только ждала, чтобы он снова потерял контроль. Сделав над собой неимоверное усилие, Гарри отвел взгляд в сторону, бросил портфель на пол около стула с прямой спинкой и сел.
- Вот и хорошо, - сладко проговорила профессор Амбридж, - потихоньку учимся управлять своим характером, не так ли? А сейчас, мистер Поттер, вы напишете для меня несколько строчек. Нет, не своим пером, - остановила она его, увидев, что он наклоняется к портфелю. – Вы будете писать одним из моих перьев - они у меня особенные. Держите.
И она протянула ему длинное тонкое черное перо, невероятно остро очиненное.
- Я прошу вас написать фразу «Я не должен лгать», - нежно проворковала она.
- Сколько раз? – спросил Гарри, весьма успешно имитируя вежливый тон.
- О, столько, сколько потребуется, пока суть не проникнет в ваше сознание достаточно глубоко, - пояснила она сладким голосом. – Приступайте.
Она вернулась к своему столу, уселась за него и склонила голову над кипой пергаментных свитков, которые, по-видимому, были письменными работами, требовавшими проверки. Гарри приготовился было писать, но тут сообразил, что кое-чего недостает.
- Вы не дали мне чернил, - сказал он.
- О, чернила вам не понадобятся, - проговорила профессор Амбридж с едва уловимым смешком.
Гарри приложил кончик пера к пергаменту и написал:
И в тот же миг едва не задохнулся от боли. На пергаменте появились слова, и написаны они были, казалось, глянцевыми красными чернилами. Одновременно те же слова, словно высеченные скальпелем, появились и на тыльной стороне его ладони, однако прямо на глазах рана затянулась, и кожа снова стала гладкой и лишь немного покрасневшей.
Гарри обернулся и посмотрел на Амбридж. Та наблюдала за ним, до предела растянув в улыбке жабоподобный рот.
- Что-то не так?
- Нет, ничего, - тихо ответил Гарри.
Он вновь перевел взгляд на пергамент, повторно приложил перо к пергаменту и снова написал:
И подобное повторялось всякий раз, как Гарри выводил на пергаменте одну и ту же фразу – и не чернилами, как он достаточно скоро понял, а собственной кровью. Снова и снова слова болезненно врезались в его руку, а затем рана затягивалась, чтобы снова появиться при очередном соприкосновении пера с пергаментом.
За окном кабинета Амбридж стемнело. Гарри не спрашивал, когда наказание закончится. Он даже ни разу не глянул на часы. Он прекрасно понимал, что она следит за ним и ждет, когда он даст слабину, но он не собирался давать ей в руки этот козырь, даже если ему придется просидеть тут до утра, рассекая пером собственную руку…
- Подойдите ко мне, - сказала Амбридж по прошествии, казалось, нескольких часов.
Гарри поднялся из-за стола, испытывая острую боль в руке. Опустив глаза, он увидел, что рана затянулась, но кожа по-прежнему была покрасневшей и воспаленной.
- Руку, - распорядилась Амбридж.
Гарри протянул ей руку, и она схватила ее своими толстыми короткими пальцами, унизанными безобразными допотопными кольцами. Гарри передернуло от ее прикосновения.
- Ай-ай-ай, мой урок, похоже, недостаточно глубоко запечатлелся в вашем сознании, - сказала она, улыбаясь. – Попробуем снова завтра вечером. А сейчас можете быть свободны. Гарри молча вышел из кабинета. Школа совсем опустела; несомненно, было уже далеко за полночь. Он медленно дошел до конца коридора, но, повернув за угол, сорвался на бег, понимая, что здесь она его уже не услышит.
* * *
Он не успел отработать Чары исчезновения, не записал в дневник свои сны, не завершил рисунок древошнырика и не написал ни одного эссе. Утром он пропустил завтрак, чтобы наспех записать в дневник пару придуманных снов для урока прорицаний, с которого по расписанию начинался день. К своему удивлению, в гостиной он застал встрепанного Рона, занятого ровно тем же.