Гарри Поттер и Орден Феникса

   Филч шнырял по коридорам с конским хлыстом в боевой готовности на случай поимки злоумышленников, но загвоздка была в том, что эти самые злоумышленники сильно расплодились, и Филч терялся, с кого начать. Всякий раз как члены Ревизорской команды пробовали ему помочь, с ними неизменно случались загадочные вещи. Уоррингтон, игрок Слиттеринской команды по квиддичу, явился в больничное крыло с жалобой на ужасающие кожные высыпания, из-за которых он казался с ног до головы облепленным кукурузными хлопьями. А Пэнси Паркинсон, к нескрываемой радости Гермионы, отсутствовала на занятиях весь следующий день, поскольку у нее на голове проклюнулись оленьи рожки.

   Все это давало вполне отчетливое представление о том, сколько наборов Подспорья прогульщика успели продать Фред с Джорджем, прежде чем покинуть Хогвартс. Едва Амбридж появлялась в классе, как с учениками приключались обмороки, их начинало тошнить, поднималась высокая температура и шла носом кровь. Амбридж закипала от бессильной злобы и пыталась доискаться до источника загадочных недугов, однако ученики стояли на своем и уверяли ее, что страдают «Амбр-токсикозом». Подвергнув дисциплинарному наказанию четыре класса подряд, но так и не сумев заставить их выдать свой секрет, она вынуждена была отступиться и позволить истекающим кровью, ослабевшим, мающимся от головокружения и тошноты ученикам в полном составе покинуть свой кабинет.

   Надо сказать, что даже счастливые обладатели Подспорья прогульщика не могли соперничать с главным искусником по части создания хаоса Пивзом, который, судя по всему, принял прощальные слова Фреда как руководство к действию. С неистовым кудахтаньем он носился по школе, раскидывал столы, внезапно появлялся на фоне классных досок, будто вырастал из-под земли, опрокидывал статуи и вазы. Дважды он упрятывал миссис Норрис в рыцарские доспехи, откуда ее вызволял взбешенный школьный смотритель, привлеченный истошным кошачьим воем. Развлекался полтергейст и тем, что вдребезги разбивал фонари и задувал свечи, жонглировал горящими факелами над головами до смерти перепуганных учеников, швырял аккуратно сложенные стопки пергамента в огонь или выбрасывал их в окно; выдрав однажды все краны в ванных комнатах, он затопил весь второй этаж, а во время завтрака притащил целый мешок тарантулов и выпустил их прямо посреди Большого зала; в часы отдыха он неотступно планировал за Амбридж и издавал громкие неприличные звуки, стоило лишь ей раскрыть рот. 

   Никто из преподавателей палец о палец не ударил, чтобы помочь Филчу. Так, например, неделю спустя после исхода Фреда с Джорджем Гарри стал свидетелем того, как Пивз злонамеренно выкручивал крепление хрустальной люстры, а проходившая мимо профессор МакГонагалл – Гарри мог бы в этом поклясться – едва слышно бросила ему сквозь зубы: «В другую сторону крути».

   В добавок ко всему, Монтегю так и не пришел в себя после того, как был отправлен на побывку в унитаз. Сознание его по-прежнему оставалось спутанным, и однажды утром – дело было во вторник – на подъездной аллее, ведущей к замку, появились его родители в крайне агрессивном состоянии.

   - Может, нам следует все рассказать? – с беспокойством спросила Гермиона, прижавшись щекой к окну в кабинете заклинаний, чтобы увидеть, как мистер и миссис Монтегю заходят в замок, чеканя шаг. – О том, что с ним случилось? Если это поможет мадам Помфри его излечить?

   - Даже и не думай, - отмахнулся Рон, - сам оклемается.

   - Да и для Амбридж это лишняя головная боль, - довольно хмыкнул Гарри.

   Вдвоем с Роном они коснулись палочками чайных чашек, на которые, по заданию, они должны были наложить чары. У чашки Гарри отросли четыре ножки, которые не доставали до стола и бесцельно колыхались в воздухе. Ножки, которые отрастила себе чашка Рона, оказались слишком тонкими и хилыми; с великим трудом приподняв над столом чашку, они пару секунд удерживали ее на весу, трясясь, как в лихорадке, а затем подкосились; чашка упала и раскололась пополам.

   - Репаро! – тотчас воскликнула Гермиона и взмахом палочки вернула чашку в изначальное состояние. – Все это, конечно, очень хорошо, но вдруг Монтегю причинен необратимый вред?

   - А нам-то что до этого? – желчно вставил Рон. Его чашка между тем снова поднялась и покачивалась теперь на трясущихся тонких ножках, будто во хмелю. – Нечего было покушаться на законные Гриффиндорские баллы! А если тебе, Гермиона, непременно нужно о ком-то волноваться, то поволнуйся обо мне!

   - О тебе? – удивилась Гермиона. Она только что поймала и вернула на место свою чашку, которая игриво загарцевала к противоположному концу стола на коротких крепких ножках с синей росписью в китайском стиле. – С чего это вдруг? 

   - Когда последнее мамино письмо пройдет процедуру досмотра у Амбридж, - понуро проговорил Рон, помогая своей чашке хоть как-то удерживать собственный вес на хлипких конечностях, - вот тогда мне мало не покажется. Не удивлюсь, если она и на этот раз прислала мне Вопилку.

   - Но…