Гарри Поттер и Орден Феникса

   Фадж смотрел на него, вытаращив глаза и разинув рот, а его лицо под копной взъерошенных седых волос заливалось краской.

   - Я… вы…

   Дамблдор повернулся к нему спиной.

   - Возьмись за портпроводник, Гарри.

   Он протянул Гарри золотую голову статуи, и тот прикоснулся к ней рукой, уже нисколько не заботясь о том, куда направляется и что с ним будет дальше.

   - Увидимся через полчаса, - тихо промолвил Дамблдор. – Раз… два… три…

   Гарри испытал знакомое ощущение, будто его внезапно дернули за крючок, расположенный где-то в середине живота. Ноги оторвались от полированного деревянного пола; исчезли и атриум, и Фадж, и Дамблдор, и его понесло вперед в водовороте красок и звуков…

Глава 37 УТРАЧЕННОЕ ПРОРОЧЕСТВО

   Гарри вновь ощутил под ногами твердь, колени его подогнулись, а золотая голова мага гулко ударилась об пол. Оглядевшись, Гарри понял, что прибыл в кабинет Дамблдора.

   За время отсутствия хозяина кабинет озаботился тем, чтобы привести себя в порядок. Хрупкие серебряные приборы заняли свои привычные места на тонконогих столиках и с безмятежным стрекотом пускали легкие облачка дыма. Портреты прежних Ректоров дремали, откинувшись в своих креслах или привалившись к рамам. Гарри выглянул в окно. На горизонте вырисовывалась тонкая бледно-зеленая линия, дышащая прохладой: близился рассвет.

   Гарри была невыносима эта давящая тишина, которую нарушали лишь единичные всхрапывания или посапывания обитателей портретов. Если бы портретам было дано отражать то, что творилось в их душах, они бы кричали от боли. Учащенно дыша, Гарри прошелся по элегантному, умиротворенному кабинету, гоня от себя мысли – но тщетно… от них некуда было деться…

   Это из-за него погиб Сириус, и вина полностью лежала на нем. Если бы он, Гарри, по собственной дурости не попался в ловушку Волдеморта, если бы он не принял видение за реальность, если бы прислушался к словам Гермионы о том, что Волдеморт мог делать ставку на его страсть к героизму…

   Это невозможно было пережить, и думать об этом было тошно. Внутри него образовалась страшная пустота, в которую он не желал погружаться. Это была черная дыра, в которой раньше был Сириус, а теперь его там не стало, и Гарри не желал оставаться одни в этой бездонной пустоте, потому что просто не мог этого вынести.

   Обитатель картины, висевшей за его спиной, громко всхрапнул, и Гарри услышал непринужденный голос:

   - Ах… это ты, Гарри Поттер…

   Финеас Нигеллус широко зевнул и потянулся, не спуская при этом с Гарри внимательных глаз.

   - Ну, и что же привело тебя сюда в столь ранний час? – наконец задал он вопрос. – Вход в этот кабинет закрыт для всех, кроме его законного владельца. Или это сам Дамблдор отправил тебя сюда? Только не говори мне, что… - он опять смачно зевнул. – Неужели очередное послание для моего никчемного праправнука?

   Гарри будто потерял дар речи. Финеас Нигеллус ничего не знал о гибели Сириуса, но Гарри не решался сообщить ему о случившемся. Произнести это вслух означало поставить точку – окончательную, несокрушимую, необратимую.

   Постепенно начали просыпаться и обитатели других портретов. Гарри, опасаясь расспросов, быстро пересек кабинет и схватился за дверную ручку.

   Дверь не поддалась. Он был заперт внутри кабинета.

   Дородный волшебник с красным носом, чей портрет висел прямо над письменным столом Дамблдора, подал голос:

   - Это, надеюсь, следует расценивать так, что Дамблдор скоро к нам вернется?

   Гарри обернулся и встретил взгляд волшебника, который с интересом его разглядывал. Он кивнул. Снова потянув дверную ручку у себя за спиной, он убедился в том, что дверь по-прежнему заперта.

   - Как хорошо! – воскликнул волшебник. – Без него было так скучно, прямо тоска.

   Он поудобнее устроился в роскошном, словно трон, кресле, в котором его когда-то изобразил художник, и дружелюбно улыбнулся Гарри.

   - Дамблдор о вас очень высокого мнения, как вам, несомненно, известно, - проговорил он с довольным видом. – Так и есть. Относится к вам с большим почтением.

   Заполнявшее Гарри чувство вины начало теснить и распирать грудь, словно чудовищный паразит. Выносить это было невозможно, невмоготу было оставаться тем, кем он являлся, оставаться Гарри… Он впервые чувствовал, что заточен внутри себя, и мучительно желал быть кем-нибудь еще, все равно кем…

   Пустой камин вдруг взорвался изумрудно-зеленым пламенем, и Гарри, отскочив от двери, вперил взор во вращающийся внутри камина силуэт. Когда из огня появилась высокая фигура Дамблдора, обитатели развешенных по стенам полотен мгновенно проснулись. Кабинет огласился многочисленными приветственными выкриками.

   - Благодарю, - тихо проговорил Дамблдор.

   Не взглянув на Гарри, он прошел к насесту, располагавшемуся рядом с дверью, вынул из внутреннего кармана мантии крошечного, жалкого, лишенного оперения Фоукса и бережно уложил его на покрытый мягким пеплом поддон под золотой жердью, где обычно восседал уже полностью оперившийся Фоукс.