Гарри Поттер и Орден Феникса

   - Выпустите меня, - продолжал настаивать Гарри, и в его голосе зазвучали холод и спокойствие, почти равное безмятежности Дамблдора.

   - После того, как ты меня выслушаешь, - сказал Дамблдор.

   - Вы… вы и вправду думаете, что я… что я захочу… ДА МНЕ ПЛЕВАТЬ НА ТО, ЧТО ВЫ СТАНЕТЕ ГОВОРИТЬ! – буйствовал Гарри. – Я не желаю ничего слушать!

   - А придется, - с грустью возразил Дамблдор. – Потому что ты не настолько зол на меня, как следовало бы. И если тебе хочется меня ударить – а я вижу, что это так, - я бы предпочел, чтобы ты понимал, чем именно я это заслужил.

   - О чем это вы…?

   - В смерти Сириуса виноват я, - отчетливо проговорил Дамблдор. – Точнее, вина почти полностью лежит на мне – я не настолько самонадеян, чтобы присвоить себе всю ответственность целиком. Сириус был бесстрашным, умным и решительным человеком; такие люди не могут спокойно отсиживаться дома, если другие, как им кажется, находятся в опасности. И все же ты не должен был даже на миг допускать, что в твоей вчерашней поездке в Канцелярию мистерий была хоть какая-то нужда. Если бы я был откровенен с тобой, Гарри, – а я не был, о чем жалею, - ты бы давно знал, что Волдеморт мог попытаться заманить тебя в Канцелярию мистерий, и ты не поддался бы сегодня на этот обман. И тогда Сириусу не пришлось бы бросаться туда вслед за тобой. Вина за это лежит на мне, и на мне одном.

   Гарри не отдавал себе отчета в том, что по-прежнему стоит у двери, взявшись за ручку. С трудом переводя дыхание, он во все глаза глядел на Дамблдора и слушал, но не понимал его слов.

   - Сядь, будь добр, - сказал Дамблдор. Его слова не были приказом, это была просьба.

   Немного помешкав, Гарри пересек кабинет, заваленный серебряными и деревянными обломками, и сел в кресло напротив письменного стола Дамблдора.

   - Означает ли это, - послышался голос Финеаса Нигеллуса слева от Гарри, - что мой праправнук, последний из рода Блэков, мертв?

   - Да, Финеас, - ответил Дамблдор.

   - Не верю, - резко возразил Финеас.

   Гарри повернул голову и едва успел заметить, как Финеас покидает свой портрет, явно отправляясь в свой дубликат на Площади Лихогнилль. Вероятно, он намеревался пройтись по всем висевшим в особняке портретам в поисках Сириуса…

   - Гарри, я должен тебе все объяснить, - сказал Дамблдор. – Обязан растолковать ошибки старика. Я лишь теперь понял: все, что я сделал, и чего не сделал по отношению к тебе, говорит о том, что у старости есть своя ахиллесова пята. Юность ничего не может знать о том, что чувствует и о чем думает старость. Но раз старость забывает о том, что значит быть юным, это вина старости… А я, видимо, эти воспоминания растерял… 

   Солнце уже поднималось из-за горизонта. Над горами появилась полоса слепяще оранжевого света, а небо над ней прояснилось и обесцветилось. Солнечный свет пролился на серебро бровей и бороды Дамблдора и на глубокие морщины, которые время выгравировало на его лице.

   - Пятнадцать лет назад, - продолжил Дамблдор, - я увидел шрам у тебя на лбу и понял, какой в нем может быть заключен смысл. Я догадался, что это знак связи, возникшей между тобой и Волдемортом.

   - Я уже это слышал, профессор, - грубо парировал Гарри. Ему было не до хороших манер. Теперь ему вообще было на все наплевать.

   - Это так, - с виноватым видом подтвердил Дамблдор. – Но, видишь ли, необходимо все же взять шрам за точку отчета. Вскоре после того, как ты вновь воссоединился с миром магии, стало очевидно, что я был прав и шрам действительно посылал тебе сигналы, когда Волдеморт либо приближался, либо испытывал сильные чувства.

   - Мне это известно, - отмахнулся Гарри.

   - Твоя способность распознавать его присутствие, даже если он соблюдал маскировку, и чувствовать каждый взрыв его эмоций становилась все более выраженной с тех пор, как Волдеморт вновь обрел тело и вернул прежнюю мощь.

   Гарри не счел нужным даже кивнуть. Все это было ему уже известно.

   - А с некоторых пор, - сказал Дамблдор, - я стал тревожиться из-за того, что Волдеморт мог догадаться о существовании такой связи между вами. И это время пришло: ты так глубоко проник в его разум, в его мысли, что он ощутил твое присутствие. Я, конечно же, говорю о той ночи, когда ты стал свидетелем нападения на мистера Уизли.   

   - Ну, да, Снэйп мне говорил, - пробормотал Гарри.

   - Профессор Снэйп, Гарри, - тихо поправил его Дамблдор. – Но неужели ты не задавал себе вопрос, почему не я все тебе разъяснил? Почему не я обучал тебя окклюменции? Почему на протяжении долгих месяцев я тебя ни разу не удостоил взглядом?

   Гарри поднял глаза. Дамблдор показался ему усталым и опечаленным.