— Именно это, как мы знаем, он и пытался сделать пять лет назад, — ответил Думбльдор. — Полагаю, однако, что по ряду причин философский камень привлекал лорда Вольдеморта куда менее, нежели окаянты... Эликсир Жизни действительно продлевает существование, но пить его надо регулярно; вечно, если добиваешься бессмертия. Следовательно, Вольдеморт всецело зависел бы от Эликсира, и если б тот кончился, или его отравили, или украли философский камень, Вольдеморт умер бы, как умирают все люди. Не забывай, он — одиночка. Мне думается, любая зависимость, пусть даже от Эликсира, для него невыносима. Разумеется, чтобы вырваться из того кошмарного полусуществования, на которое он обрёк себя, попытавшись тебя убить, Вольдеморт готов был пить что угодно, но только ради возвращения своего тела. Я убеждён, что после этого он возлагал надежду на окаянты: ему требовалось лишь обрести человеческий облик. Понимаешь, он ведь уже был бессмертен... или близок к бессмертию, насколько это вообще возможно для человека... Но сейчас, когда ты раздобыл нам это принципиально важное воспоминание, мы сделали ещё шаг к разгадке неуязвимости лорда Вольдеморта — никому ещё не удавалось подойти к ней так близко. Ты слышал его слова: «Не лучше ли, не надёжней умножить число фрагментов? Например, семь — самое могущественное волшебное число...»
— Он создал
— Рад, что ты осознаёшь масштабы нашей задачи, — спокойно отозвался Думбльдор. — Но для начала, Гарри, окаянтов не семь, а шесть. Седьмой осколок души, пусть донельзя изуродованный, обитает в возрождённом теле Вольдеморта. Благодаря этому фрагменту длилось его призрачное существование в изгнании; без него Вольдеморт попросту лишился бы своего «я». Этот осколок — его последний оплот; в него тот, кто хочет убить лорда Вольдеморта, должен целить в последнюю очередь.
— Хорошо, пускай шесть окаянтов, — сказал Гарри в некотором отчаянии, — всё равно, где их искать?
— Ты забываешь... один ты уже уничтожил. А я уничтожил второй.
— Правда? — разволновался Гарри.
— Абсолютная, — ответил Думбльдор и поднял почерневшую руку. — Кольцо, Гарри. Кольцо Ярволо. Знай, что на нём лежало чудовищное проклятие. Если б не мои, прости за нескромность, выдающиеся таланты и не своевременная помощь профессора Злея, которую он оказал мне, когда я вернулся в «Хогварц» со страшной раной, я бы сейчас не рассказывал тебе эту историю. И всё же, по-моему, высохшая рука — не чрезмерная плата за одну седьмую души Вольдеморта. Кольцо больше не окаянт.
— Но как вы его нашли?
— Ты ведь знаешь, что я уже очень давно задался целью выяснить как можно больше о прошлом Вольдеморта. Я много путешествовал по местам, где он когда-то бывал, а на кольцо наткнулся среди развалин дома Монстеров. Очевидно, едва Вольдеморту удалось запечатать в перстень фрагмент своей души, он больше не захотел носить его на пальце и, защитив множеством сильнейших заклятий, спрятал в лачуге, где когда-то жили его предки (правда, Морфина под конец переправили в Азкабан). Он же не подозревал, что в один прекрасный день я приду к этим руинам и начну искать магические тайники... Но праздновать победу рано. Ты уничтожил дневник, я — кольцо, однако, если наша теория о семи фрагментах верна, остаётся ещё четыре окаянта.
— Которые могут быть чем угодно? — уточнил Гарри. — Старыми консервными банками или, я не знаю, бутылками из-под зелий?..
— Ты сейчас говоришь о портшлюсах, Гарри, — это их полагается маскировать под обыкновенные невзрачные предметы. Но чтобы лорд Вольдеморт хранил свою драгоценную душу в консервной банке? Ты забыл, что я тебе показывал. Вольдеморт всегда обожал трофеи и ценил вещи с великим магическим прошлым. Его гордыня, вера в собственное превосходство, твёрдая решимость оставить ослепительный след в колдовской истории — всё это наводит на мысль, что к выбору окаянтов он подошёл с неким тщанием и предпочёл предметы, достойные подобной чести.
— В дневнике не было ничего особенного.
— Дневник, как ты сам сказал, служил доказательством того, что Вольдеморт — наследник Слизерина; я уверен, он придавал дневнику колоссальное значение.
— Хорошо, сэр, а другие окаянты? — спросил Гарри. — Вы представляете, что это может быть?
— Могу лишь догадываться, — ответил Думбльдор. — По уже названным причинам я склонен полагать, что лорд Вольдеморт должен был предпочесть вещи, сами по себе обладающие известным величием. Поэтому я рылся в прошлом Вольдеморта, искал свидетельства того, что поблизости от него пропадали такие артефакты.
— Медальон! — закричал Гарри. — Кубок Хельги Хуффльпуфф!