Гарри Поттер и Принц-полукровка

— Совершенно верно, — улыбаясь, кивнул Думбльдор. — Я мог бы дать на отсечение... хорошо, не вторую руку, но уж парочку пальцев точно, что именно они стали окаянтами номер три и четыре. С остальными двумя — тут мы опять исходим из предположения, что всего их создано шесть, — дело обстоит сложнее, однако я рискнул бы высказать следующую догадку: заполучив вещи Хуффльпуфф и Слизерина, Вольдеморт вознамерился разыскать реликвии Гриффиндора и Вранзор. По одному предмету от каждого основателя школы; для Вольдеморта эта идея, несомненно, была очень притягательна. Не знаю, нашёл ли он что-нибудь, принадлежавшее Вранзор, но единственный предмет, сохранившийся после Гриффиндора, пребывает в целости и сохранности.

Думбльдор показал изувеченной рукой себе за спину, на стеклянный ларец, где хранился инкрустированный рубинами меч.

— Вы считаете, сэр, он поэтому хотел вернуться в «Хогварц»? — спросил Гарри. — Чтобы найти реликвию основателя?

— Именно, — подтвердил Думбльдор. — Но, увы, это нас никуда не ведёт: получив отказ, он лишился возможности обыскать школу — так я, во всяком случае, думаю. А потому вынужденно прихожу к выводу, что Вольдеморт не смог реализовать свою честолюбивую мечту и собрать по одной вещи от каждого из основателей «Хогварца». Он определённо добыл две, максимум три реликвии — вот всё, что пока можно с уверенностью утверждать.

— Даже если он добыл что-то, принадлежавшее Вранзор или Гриффиндору, всё равно остаётся шестой окаянт, — заметил Гарри, подсчитывая на пальцах. — Или ему удалось достать и то и другое?

— Вряд ли, — ответил Думбльдор. — Мне кажется, я знаю, каков шестой окаянт. Интересно, что ты скажешь, если я признаюсь, что давно уже приглядываюсь к этой его странной змее, Нагини?

— К змее? — поразился Гарри. — А животные тоже могут быть окаянтами?

— Да, хотя это нежелательно, — сказал Думбльдор. — Доверять часть своей души существу, которое способно мыслить и двигаться самостоятельно, очень рискованная затея. Но, если мои вычисления верны, когда Вольдеморт явился в дом твоих родителей, чтобы убить тебя, ему всё ещё не хватало по меньшей мере одного окаянта... Судя по всему, он старался приурочить создание окаянтов к неким судьбоносным убийствам. Твоё, безусловно, стало бы именно таким. Вольдеморт верил, что избавляется от опасности, предсказанной пророчеством, и становится неуязвимым. Наверняка свой последний окаянт он хотел создать из твоей смерти... Как мы знаем, его план провалился. Но потом, через много лет, когда он натравил Нагини на старого мугла, ему могло прийти в голову сделать последним окаянтом змею. Это символизировало бы его родство со Слизерином и усугубляло его мистицизм. Мне представляется, к змее он привязан — насколько вообще на это способен; он определённо стремится держать её рядом и, похоже, обладает над ней необычной даже для змееуста властью.

— Значит, — произнёс Гарри, — дневник уничтожили, кольцо тоже. Остались кубок, медальон, змея и ещё один окаянт — вы говорите, вещь, принадлежавшая Вранзор или Гриффиндору?

— Восхитительно краткое и ёмкое резюме, — кивнул Думбльдор.

— Получается, сэр... вы продолжаете их искать? И поэтому вас часто не бывает в школе?

— Совершенно верно, — подтвердил Думбльдор. — Ищу, и уже давно. А сейчас... возможно... мне удалось подобраться к одному из окаянтов довольно близко. Есть обнадёживающие признаки.

— А раз так, — выпалил Гарри, — можно и мне с вами? Я помогу его уничтожить.

Думбльдор некоторое время смотрел на него очень пристально, а затем промолвил:

— Можно.

— Честно? — переспросил Гарри, совершенно захваченный врасплох.

— О да, — слегка улыбнулся Думбльдор. — Я думаю, это право ты заслужил.

Гарри воспрянул духом: приятно для разнообразия услышать нечто разумное вместо обычных наставлений и предостережений. Однако бывшие директора и директрисы не одобрили Думбльдора; кое-кто закачал головой, а Финей Нигеллий даже громко фыркнул.

— Сэр, а Вольдеморт знает, когда уничтожают окаянты? Чувствует? — спросил Гарри, не обращая внимания на портреты.

— Очень интересный вопрос. Мне кажется, нет. По-моему, Вольдеморт так погряз во зле и так давно отринул важные составляющие своей души, что чувства его сильно отличаются от наших. Не исключено, что на пороге смерти он осознает потерю... Но ведь не знал же он, например, об уничтожении дневника, пока не добился признания у Люциуса Малфоя. А когда узнал, что дневника нет и его чары разрушены, говорят, взбесился донельзя..

— А я думал, он сам приказал Люциусу Малфою подкинуть дневник в «Хогварц».