На секунду повисло молчание и на это мгновение лицо сына будущего Министра засветилось триумфом. Но ненадолго.
— Вот уж точно, — гаркнул Джей МакНейр, и в наступившей тишине его слышали все.
И тот встал и ушёл вслед за моим другом. И дальше началось что-то невообразимое.
Дейдра в горделивом молчании поднялась и отправилась к выходу из Зала. И так один за другим, каждый, кто принял сторону Пата. Они вставали, и спокойно и деловито удалялись из Большого Зала. Каждый ученик, да и все профессора в немой растерянности смотрели на это поистине завораживающее действо. Только директор смотрел на это не так — его лицо выражало такое чувство, будто происходит что-то настолько хорошее, на что он не смел надеяться даже в самых смелых мечтах.
Это действительно было революцией. Не было криков, лозунгов и транспарантов. Не было диверсий и воинствующих толп. Всё происходило в самой красноречивой форме, в которой только можно было выразиться — в молчании. Молчаливый протест. Просто, тихо, и чертовски зрелищно. Половина слизеринского стола была пуста.
Глава Тридцать Восьмая, в которой Пат идёт на абордаж
— Это была чистой воды импровизация! — так заявит мне Пат на следующее утро.
— Мы будем держаться до последнего, — ухмыляясь, скажет мне Джейкоб МакНейр.
— Просто мы хотим доказать, что слизеринцы тоже заслуживают уважения, — изречёт Дейдра МакЛаллен своим спокойным уверенным голосом.
На завтрак они не явились. При дневном свете почему-то это выглядело особенно жутко. Как будто по Слизерину прошлась эпидемия какой-то страшной болезни. Когда они не пришли и на обед, и на ужин, в школе вообще ни о чём больше не говорили, как о новоявленной забастовке. Ученики только и болтали о том, что требует слизеринские якобинцы, не объявили ли они голодовку, что будет делать Снейп с взбесившимся факультетом и что вообще происходит.
— Понимаете, нет такого правила, которое запрещало бы ученикам не появляться на обеде. Даже если это половина факультета, — умудрено говорила наша самая умная подруга.
С Гермионой полностью соглашался Люпин, у которого мы узнавали все новости из лагеря преподавателей.
— Поймите, тут вопрос в разделении компетенции, — объяснял Рем, — это ведь проблема отдельно взятого факультета, а отвечает за него профессор Снейп. Они ведь действительно не совершают какого-либо страшного проступка, за который предусмотрено какое-либо суровое наказание… Ну, и пока молчит директор…
— А что, он даже нечего и не сказал? — удивилась Лу.
— Сказал, — кивнул головой Рем.
По его словам, в ответ бушующему Снейпу, который оказался не в состоянии справиться с собственным факультетом, Дамблдор предложил «позволить детям самим решить свои разногласия», если, конечно, это «не перейдёт допустимые рамки».
Вот так, с негласного благословения директора, слизеринская компания моего друга отрывалась по полной программе. А вот что, собственно, произошло в тот достопамятный вечер…
Когда Пат, разозлённый всем и вся, вскочил во время ужина и бросился в ненавистные любому клаустрофобу подземелья, он и думать не думал ни о каком мятеже. Попинав от души любимое кресло Малфоя, он немного успокоился — и в этот момент в гостиную Слизерина ввалился Джей.
— Не могу там больше сидеть, — признался он моему другу.
— Ха, сидеть! — уныло усмехнулся Пат, — я вот с этими придурками в одной комнате живу.
Джей не успел ответить, что в его комнате тоже полно и не таких идиотов, как в гостиную начали заходить по очереди все остальные члены оппозиции. Когда они все собрались кучкой и молча переглянулись, то, по словам моего друга, замок должен был развалиться от дружно грянувшего гомерического хохота. На быстро собравшемся военном совете было решено не оставить это дело просто так.
— Такого шанса может больше не представиться!
— Мы покажем всему Хогвартсу, что значит быть настоящим слизеринцем!
И под такого вот рода девизами и началась импровизированная забастовка. И основным правилом было… не нарушать правила. Это было отличная психологическая атака, причём буквально на всех. Никакой голодовкой, как все понимают, и не пахло — кухня всегда открыта для тех, кто знает, в какие двери стучаться… Но какой эффект!
Об этом говорили все! Конечно, находились те, кто заявлял:
— Конечно, Снейп ничего не сделает Рэндому. Это же его сын!
Но обычно всегда находились и другие, кто справедливо прерывал:
— Он-то сын, а все оставшееся ему что, двоюродные племянники?
Гермиона была в восторге — всё происходящее соединило в себе две её любви — к справедливости и к соблюдению правил, поэтому ей всё нравилось.
— Конечно, они поддержали тебя, — говорила она Пату, — ты же их лидер!
Мы вчетвером гуляли по знакомым местам у озера, и мой друг от этих слов поперхнулся дымом.
— С ума сошла! Я тебе кто, Веллингтон? В лидеры в жизни не рвался, вот они подтвердят.
Мы с Лу дружно покивали головами. Гермиона стушевалась.