Гарри Поттер и Реликвии Смерти

— Я знал своего брата, Поттер. Он научился хранить секреты, ещё сидя на коленях у нашей матери. Секреты и ложь — с этим он вырос, Альбус… У него это от природы.

Глаза старика проследовали к портрету девочки над камином. Это была — Гарри как следует огляделся вокруг — единственная картина в комнате. Здесь не было ни фотографии Альбуса Дамблдора, ни чьей-либо другой фотографии.

— Мистер Дамблдор, — довольно робко обратилась Гермиона. — Это ведь Ваша сестра? Ариана?

— Да, — кратко ответил Аберфорт. — Читала Риту Скитер, мисси?

Даже при неярком свете камина было видно, как Гермиона покраснела.

— Нам говорил о ней Эльфиас Додж, — попытался спасти Гермиону Гарри.

— Этот старый чурбан, — пробурчал Аберфорт, сделав ещё глоток медовухи. — Он думал, что от моего брата исходит сияние. Впрочем, так думали многие, включая вас троих, насколько я вижу.

Гарри молчал. Он не хотел высказывать вслух свои сомнения в Дамблдоре, которые терзали его несколько месяцев. Он сделал выбор, когда рыл могилу Добби. Он решил идти дальше по этой извилистой и опасной тропе, которую показал ему Альбус Дамблдор, принять, что ему рассказали не всё, что он хотел бы знать, и просто доверять. Он не хотел снова сомневаться, не хотел слышать что-либо, отвлекающее его от цели. Он встретился с глазами Аберфорта, так похожими на глаза его брата. Такие же яркие и голубые, они и производили то же самое впечатление рентгеновского луча, который изучал его изнутри. Гарри подумал, что Аберфорт знает, о чём он думает, и презирает его за это.

— Профессор Дамблдор очень заботился о Гарри, — тихо произнесла Гермиона.

— Разве? — поинтересовался Аберфорт. — Забавно, сколько людей, о которых очень заботился мой брат, оказались в худшем положении, чем были бы, если бы он их просто оставил в покое.

— О чём Вы? — выдохнула Гермиона.

— Не думай об этом! — оборвал Аберфорт.

— Но это очень серьёзное заявление! — воскликнула Гермиона. — Вы… Вы говорите о Вашей сестре?

Аберфорт взглянул на неё. Он подвигал губами, будто пережёвывая слова, которые он удерживал в себе, и вдруг разразился речью.

— Когда моей сестре было шесть лет, на неё напали три мальчика-маггла. Они увидели, как она колдует, — подглядывали через забор на заднем дворе. Она была ребёнком, она не могла контролировать свои поступки. Ни один волшебник или ведьма не могут этого в столь юном возрасте. Думаю, их напугало то, что они увидели. Они перелезли через забор, и, когда она не смогла научить их фокусу, они несколько увлеклись процессом — попыткой заставить маленькую чудачку прекратить это делать.

Глаза Гермионы казались огромными в свете камина, Рон выглядел так, будто ему стало нехорошо. Аберфорт встал. Он был таким же высоким, как Альбус. Злость и сила боли неожиданно сделали его ужасающим.

— Они сломали её — вот что они сделали. Она больше не могла оставаться собой. Она не использовала магию, но была не в силах от неё избавиться. Магия осталась внутри и свела её с ума. Магия вырывалась из неё, когда она не могла себя контролировать, и временами девочка бывала странной и опасной, хотя обычно она была мила, напугана и безобидна.

— Мой отец отправился за теми ублюдками, которые это сделали, — продолжил Аберфорт, — и набросился на них. За это его заперли в Азкабане. Он никогда не объяснял, почему он это сделал, поскольку Министерство и так знало, какой стала Ариана. Её хотели запереть навсегда в больнице Святого Мунго. Они считали, что девочка представляет серьёзную угрозу для Международного Положения о Секретности, поскольку она нестабильна, поскольку периодически из неё вырывается магия, когда она не может больше сдерживать её в себе. Мы должны были содержать Ариану в тишине и безопасности. Мы переехали, сказали, что она больна, и моя мать присматривала за ней, пытаясь сделать всё, чтобы она была спокойна и счастлива.

— Я был её любимцем, — сквозь морщинки Аберфорта и сквозь его спутанную бороду, казалось, проглядывал грубоватый школьник. — Не Альбус, нет. Тот всегда сидел в своей спальне, когда был дома, переписываясь с «самыми знаменитыми магами современности», — с иронией произнёс Аберфорт. — Он не хотел докучать себе заботой о ней. И она больше всего любила меня. Я мог уговорить её поесть, когда это не получалось у матери, я мог успокоить её во время приступов, а когда она была тихой, она помогала мне кормить коз.

— Потом, когда ей было четырнадцать… Смотрите, меня там не было, — уточнил Аберфорт. — Если бы я был, я бы её успокоил. У неё был приступ, моя мать была уже не так молода, и… это был несчастный случай. Ариана не смогла с этим справиться. И моя мать погибла.

Гарри почувствовал жуткую смесь сочувствия и отвращения; он не хотел больше ничего слышать, но Аберфорт продолжал говорить. Гарри задумался, как давно последний раз Аберфорт рассказывал эту историю, если он вообще когда-либо об этом говорил.

— Это положило конец кругосветному путешествию Альбуса и Доджа. Они оба вернулись домой на похороны матери, затем Додж уехал один, а Альбус остался, взяв на себя роль главы семьи. Ха!

Аберфорт плюнул в огонь.