— Хватит! — он вырвал из его стиснутых пальцев бутылку и отшвырнул в сторону. Бросок был такой силы, что стекло буквально взорвалось от удара об стену. Столовая погрузилась в карамельно-спиртовое зловоние.
— О-о, — вздохнул Северус. — Лучше бы это была моя голова.
Он откинул голову на спинку дивана и закрыл глаза.
Гарри душили слезы. Все его существо охватила горькая щемящая нежность. Этого Северуса — беспомощного, безумного, измученного — он сейчас любил так, как никогда не любил сильного, властного и вечно все контролирующего.
Он пригладил его густые спутанные волосы и не без труда стащил с друга некогда белую рубашку, мимоходом заметив отсутствие верхних пуговиц. Северус так покорно дал себя раздеть, что Гарри закусил губу, чтобы в самом деле не расплакаться, как ребенок.
— Я сварю тебе кофе, — он попытался уложить жертву скотча на подушку.
Северус вдруг вскочил, с грохотом опрокинув кофейный столик, кинулся к Гарри, схватил за руки и резко развернул к себе. В черных глазах вспыхнуло отчаяние, лицо исказилось болезненной судорогой.
— Что я сделал не так, что?
Он сжал его плечи, скользнул руками по телу и вдруг сполз на пол, обнимая его босые ноги.
— Встань, что ты творишь! — испугался Гарри, безуспешно пытаясь поднять большое безвольное тело.
— И это я говорил тебе о свободе? Я?
Северус запрокинул голову и расхохотался таким жутким смехом, что по позвоночнику Гарри побежала дрожь. Антрацитовые глаза горели безумием.
— Я твой раб, Гарри! Ты — мое божество, мой драгоценный король, мой Антиной, мой маленький хозяин!
В довершение безумства Северус наклонился и приник губами к пальцам его ноги. Гарри дернулся, как от удара током.
— Прекрати! Боже, что с тобой делать! Что ты несешь! Я не хочу играть в эту игру! Дурацкая игра! Ты не раб!
Его начало трясти.
— Раб, — повторил Северус, впиваясь губами в пальцы его ног.
Гарри рванулся, но руки новоявленного раба крепко держали его на месте.
— Я имел наглость кого-то чему-то учить... — прошептал Северус. — Cамонадеянно думал, что знаю больше других... Это непостижимо, Гарри!
Он наклонился, поцеловал косточку на щиколотке и заскользил горячими губами по ступне, щекоча шелком волос. Гарри стоял, дрожа, не в силах разобраться в своих ощущениях.
— Я тебя... не понимаю... — глотая слезы, сказал он. — Что? О чем ты? Что непостижимо?
Черные глаза затопила боль.
— Моя любовь к тебе, Гарри. Непостижима.
Гарри почувствовал, что задыхается.
— Я люблю тебя, Северус! Разве ты не знаешь? Зачем ты мучаешь меня! Что я должен сделать, чтобы ты понял?! — в отчаянии выкрикнул он.
Северус поднял на него взгляд больного раненого зверя. Гарри показалось, что в его солнечном сплетении проворачивается кривой нож.
— Если это правда... хотя бы наполовину... Тогда как ты мог?.. Может, ты по-настоящему свободен? — Северус перехватил его руки и буквально упал на них лицом. — А я... не могу. Я переживу... попробую... не сойти с ума. Я должен идти дальше... пока нужен... хотя бы кому-то... — бессвязно пробормотал он.
— Северус, ты жутко пьяный, — Гарри опять безуспешно попытался высвободить ноги.
— Да, — руки дорогого друга скользнули по его пояснице.
— Да... — теплые губы коснулись живота, целуя так нежно, что Гарри замер.
— Я думал, у нас есть время... — жаркое дыхание обжигало кожу. — Но его... его нет.
Джинсы Гарри поползли вниз вместе с трусами.
— Северус, не надо! Встань!
— Умоляю... пожалуйста... Дай мне запомнить тебя, Кит!
Юноша недоуменно моргнул. Пьяный друг казался загадочней Бермудского треугольника.
Поглаживающие ладони легли на его ягодицы, щека просительно потерлась о голое бедро.
В следующую секунду жаркие губы сомкнулись на краю его плоти. Гарри задохнулся от переполнивших его чувств. Он хотел, хотел этого до боли. До безумия. До тошноты. Хотел, но не так, не сейчас, не...
— Северус, не на...
Горячее, нежное кольцо губ охватило его член. Язык прошелся по стволу мокрым теплым шелком и мягко окутал головку, прижавшись широко и чувственно. Волна пульсирующей крови мгновенно прилила к промежности, щекоча и доводя до исступления.
Гарри опустил голову и уставился ошалелыми глазами на очередное безумие.
Все мысли разом испарились из головы.
Тому, что делал Северус, не было названия. Он целовал все, что находили губы — чувствительную кожу на животе, покрытом мягкими завитками волос, бедра, пронизанные мелкой дрожью, руки, беспомощно отталкивающие его лицо. Он скользил языком между ног своего юного Антиноя с таким упоением, что теперь нельзя было сказать, кто из них пьян.
Гарри не понял, как очутился сидящим на диване, с ногами, бесстыдно раскинутыми в стороны, стонущий, истерзанный тонкой мукой на краю долгожданного обрыва. Каждый раз ему казалось — сейчас, сейчас, и тут же пальцы Северуса крепко смыкались на его плоти, движения руки и губ замедлялись, и наслаждение, вот-вот готовое излиться, откатывалось назад горячей невыносимой волной.
Если бы он мог сказать, как любит. Что его сердце сейчас не выдержит. Разорвется вопреки законам анатомии на мириады маленьких пылающих огней, плывущих в пространстве. Если бы он мог. Сказать.