Но он не мог. Восторг, сладкий, пьяный, всепоглощающий, захватил его целиком. Стыда не было. Когда его член ритмично погружался в горячее узкое горло. Когда крепко сжатые губы разжигали огонь на конце его естества. И даже когда язык, нежно круживший вокруг сокровенного колечка мышц между ног, вдруг скользнул внутрь, остро и горячо, и задвигался чувственно, бесстыдно и сладко. Сомкнутые пальцы сжимали его плоть, скользили, ласкали так, будто знали его всю жизнь.
Всю жизнь.
Жизнь? Разве он жил до этого?
Разве он жил, пока Северус...
Северус...
Влажный нежный язык сновал внутри с упорством шмеля, атакующего чашечку цветка.
— Се... ве...
В ответ послышалось глухое ворчанье — безумный шмель досадовал, что не может пробраться глубже.
Губы и язык опять вернулись к его вздрагивающему члену и заиграли на нем с упоением искусного флейтиста, палец Северуса проник туда, где только что был язык, и теперь гладил, нежно и осторожно, рисуя внутри невидимые кружочки.
Хрипя и задыхаясь от наслаждения, Гарри вцепился в скользящие по его животу волосы.
Северус притянул его бедра к себе, и готовая взорваться плоть вновь погрузилась в недра влажного и тесного горла.
— Ты задохнешься! Перестань!
Гарри хотел бы оттолкнуть обезумевшего друга, но уже не был властен над своим телом.
Тончайшая острая сладость пронзила все его существо.
Он услышал собственный хрип, звериный, дикий, ликующий, дернулся в тщетной попытке отстраниться, но Северус впился пальцами в его бедра и вобрал его член в самое горло, в горячую, сжимающую, нежную глубину.
Гарри показалось, что в какой-то момент он просто отключился.
Будто на мгновение вместе с благословенными выплесками фонтана от него отлетела жизнь.
Голова кружилась. Губы друга с невероятной нежностью собрали последние капли грешного фонтана. Гарри лежал на диване, раскинув руки и ноги, не в силах шевельнуться, словно его тело расплавилось, растеклось, растворилось в теплом потоке бытия.
Его бедра коснулось что-то влажное, щекочущее и трепещущее.
Ресницы. Мокрые.
— Северус, — прошептал он, задыхаясь, не в силах подняться и заставить себя осознать произошедшее.
Щека друга опять прижалась к его бедру.
— Спасибо, маленький... За каждый день... каждый час... с тобой... мой Кит, мой Волчонок, мое самое... самое...
Плечи Северуса странно вздрагивали между его ног.
Гарри испуганно вскочил.
— Да что с тобой, Господи! Что ты такое говоришь, перестань! Я не могу... не могу тебя слушать! Ты жутко пьяный, — с отчаянием сказал он. — Ты сейчас мог задохнуться и умереть, знаешь?
Северус мотнул головой.
— Н-не мог. Извини... Я вызову тебе такси. Ты опоздал из-за меня, — он напоследок скользнул губами по его колену и отвернулся.
— Северус! Ты совсем сумасшедший стал! Зачем мне такси? Куда такси?
— Банкет начался. Ты должен быть там, — Северус нашарил на полу трусы и джинсы Гарри, скомкал их в кулаках и зачем-то прижал к губам.
Гарри провел ладонью по его голому плечу.
— Я без тебя никуда не пойду! Ты... Скажи мне, что случилось? Скажи, что это не из-за меня!
Северус медленно повернул к нему лицо. На щеках горели пятна болезненного румянца, глаза покраснели и блестели странным влажным блеском.
— Ты ни в чем не виноват, — быстро сказал он. Его губы вдруг исказила мучительная гримаса, но в следующую секунду он, похоже, взял себя в руки. — Ты абсолютно прав. Так надо. И мне... Да, так мне и надо. Только... ты напрасно не сказал, что пойдешь дальше... без меня.
Гарри удивленно вытаращил глаза. Совершенно забыв о своей наготе, он полулежал на диване, бесстыдно расставив ноги и свесив на пол обессиленную руку.
— Куда это я пойду без тебя? На этот дурацкий банкет? И не думай! Я с тобой посижу. Скажи, ты что, обиделся из-за гранта?
— Обиделся? — Северус вздрогнул, будто от холода. — Я повторяю, ты прав, Гарри. Это самое лучшее решение. Я хочу... чтобы тебе было хорошо. Если это твое желание, то я не имею права тебя ломать. И как бы мне ни было тяжело... я принимаю твой выбор и уважаю твою независимость. Только не пойму, почему ты не сказал мне прямо.
— Северус, мы вообще о чем говорим? Какое такое мое решение? Какой выбор? Ты приляг, прошу тебя, — Гарри потянул его к себе. — Тебе поспать надо. У тебя глаза красные.
— Я не буду спать. Буду смотреть на тебя. Пока не ослепну.
Гарри вдруг обнаружил, что лежит в чем мать родила, в то время как Северус, в брюках и ботинках, пристроился на ковре возле дивана и глупейшим образом прижимает к груди его джинсы и трусы. Мысль о том, что только что произошло, вдруг обожгла Гарри огнем стыда.
«Хоть бы он ничего не вспомнил завтра, как дядя Вернон», — с дрожью подумал юноша.
— Не надо на меня смотреть! — вслух сказал он, вскочил и проворно скрылся за дверью ванной.
Когда, наконец, освежившись и несколько успокоившись, он вернулся в столовую, Северуса там не оказалось. Дорогой друг невесть как добрался до спальни и теперь лежал на животе поперек кровати, как был, в брюках и ботинках, обнимая его, Гарри, подушку.