Открыв рот, Гарри глядел на рисунок Гриндевальда.
Бесов не было.
На картине, как древнегреческий Икар, взлетал в небо обнаженный юноша с крылом вместо руки.
* * *
— Ты говоришь, не стыдиться себя, — задумчиво сказал Гарри, разлегшись на кабинетном диване и рассматривая из-под ресниц спину дорогого друга в хирургическом костюме. Склонившись над столом, Северус заполнял очередной протокол операции. — А я как иду по отделению, мне мерещится, что каждый, кто на меня смотрит, про себя смеется и думает: «Вот идет любовник профессора Снейпа».
Северус перестал писать.
— Ты стыдишься меня? Или себя? — негромко спросил он, не оборачиваясь.
— Не тебя, нет, — поспешно сказал Гарри. — Я хотел сказать... я чувствую, что они что-то нехорошее обо мне думают. Осуждают, что ли, — прибавил он.
Северус резко повернулся в кресле.
— Очередная пасторская проповедь выбила тебя из колеи? — безрадостно поинтересовался он. — Мы только вчера говорили о стыде. Не приписывай людям свои фантазии, Гарри. Если ты осуждаешь себя за то, что ты со мной, так и скажи, — с холодком прибавил он.
Гарри подскочил на диване.
— Нет! Ты не понял! Просто на работе... некрасиво целоваться по углам. И так далее, — слегка покраснел он. — А когда я сюда иду... крадусь, как грабитель... И еще в такое время, — он покосился на настенные часы: электронный циферблат высвечивал цифру двадцать три сорок.
— А мне кажется, Дамблдор успел впрыснуть свежего яду тебе в душу, — буркнул Северус, вновь принимаясь за писанину. — Осуждение в глазах общества, неприятие большинства... Наслушался. Не ходи к нему, Кит. Он обрек себя на страдания и хочет, чтобы и другие последовали его примеру.
Гарри беспокойно заерзал на диване.
— Северус, я не согласен с тем, что говорит Дамблдор, но все-таки... разве мы не другие? Мы какие-то не такие, как все, — почти жалобно сказал он.
Северус отложил в сторону ручку и медленно развернулся в кресле. Антрацитовые глаза впились в зеленые проницательным и немного насмешливым взглядом.
— Я не намерен жить, как все, — несколько высокомерно сказал он. — А наше отличие от других, мистер Поттер, очень и очень простое: мы не принимаем мир женщин в той полноте, в которой принимает его большинство. Я не психолог, чтобы определить, благодаря каким обстоятельствам моей биографии это произошло, но факт остается фактом: я принял для себя то, что мне нравится, и отказался от того, что показалось мне неприемлемым. Ни я сам и ни кто другой не вправе осуждать меня за мой выбор.
— Я не имею ничего против женщин, — взволновался Гарри. — Я дружил со многими девочками... даже больше, чем с парнями!
Северус ухмыльнулся.
— Меня это не удивляет, — мягко сказал он, разглядывая Гарри и улыбаясь. — Но не в этом дело, мистер Поттер. Не думайте, что я никогда не пытался проанализировать свое отношение к женскому полу.
Глаза Гарри заблестели от любопытства.
— И что?
— И ничего хорошего, — буркнул Северус.
Гарри сдавленно хихикнул.
— Вот и я так.
Северус бегло просмотрел заполненный протокол и сунул документ в ящик стола.
— Иди сюда, — позвал Гарри, похлопав по дивану. — И шапку сними хотя бы. Ненавижу эту твою шапку! И свою тоже, — буркнул он, сердито ткнув кулаком в санитарскую шапочку.
Дорогой друг перебрался на диван и положил руку ему на колено.
— Не думай, что я никогда не пытался понять, чем обусловлен мой выбор, — отстраненно сказал Северус. — Думаю, я отказался от женщин сознательно. Но, глядя на тебя... я не мог бы сказать то же самое, — прибавил он, улыбаясь.
— Отказался сознательно? — вытаращил глаза Гарри. — Почему?
Северус обхватил руками голову и невидяще уставился в пол.
— Я был с ними неоправданно жесток, — негромко ответил он. — Так же, как и мой отец. Есть вещи, которые невозможно вытравить из своего сердца. Отец убил мою мать.
Гарри проглотил тяжелый ком в горле.
— Я знаю, — прошептал он. — Малфой... мне сказал.
Северус недовольно поморщился.
— Убью болтуна, — буркнул он. — Видишь ли, Кит, моя мать была тихая, робкая и... невероятно упрямая женщина. Она постоянно изменяла отцу. Тот прекрасно знал об этом, дразнил, пока был трезв, но напившись, избивал до полусмерти. Она отряхивалась, как облитая помоями кошка, и вновь бежала к другому... У нас был сосед, отец знал, что мать к нему ходит... Самое смешное, папаша ежедневно сиживал с этим соседом в пабе, спокойно напивался и ни разу не сказал ему дурного слова. Но, вернувшись домой... — он провел ладонью по лицу, словно стирая воспоминания, и замолчал.
— Я пытался ее защищать, сколько себя помню, — сказал он после паузы. — Но ей было все равно. Ее душа была не со мной и не с отцом. Мать жила в мире своих фантазий, своих страданий... Мы оба были ей не нужны, — с горьким спокойствием сказал он.
Гарри сжал его пальцы горячей ладонью.
— Ну и что, пусть даже изменяла... У меня вообще никакой мамы не было.
Северус пригладил кончиками пальцев его растрепанный чуб.