Гарри Поттер: возвращение ушедших (СИ)

— Можно… Можно просто Эйлин, дорогая, — миссис Снейп подошла ближе. — Я очень рада с вами познакомиться! — из-за улыбки, нервной и недоверчивой, Кира заподозрила бы неискренность, если бы не поразительное явление — она услышала обрывки мыслей собеседницы. Эйлин, похоже, просто боялась поверить в то, что нашлась девушка, способная растопить лед в сердце ее сына.

— Спасибо. Я тоже очень рада, — должно быть, из-за странного сочетания радости и дискомфорта стандартные фразы опали бесцветными картонками. Мысли Эйлин выплеснулись тревожным: «Только бы эта девочка не стала его новой болью…»

Обдало жаром протеста.

— Я тоже очень люблю Северуса и счастлива быть с ним рядом, — сказала и выдохнула с облегчением. Теперь ответ звучал правильно, прежде всего для нее самой.

«У тебя обострился ментальный слух?» — а это уже намеренное обращение с другой стороны. В темных глазах под завесой невозмутимости — искреннее удивление, а еще глубже — что-то похожее на досаду и раздражение. Кира улыбнулась как можно беззаботнее.

«Да! Похоже, уроки у грандмастера не прошли даром».

«Кстати о гранд-мастере…»

— Сейчас глубокая ночь, — обратился он к матери, которая, воспользовавшись паузой, удивленно озиралась. — Тебе сейчас лучше отдохнуть… или ты голодна?

— Нет, но… — вскинув брови, Эйлин попыталась заглянуть в глаза сына.

— Тогда позволь, я провожу тебя в твою комнату, — по-деловому предложил… или скорее сообщил он.

— Но зачем нужно было так срочно эвакуироваться? Что случилось? И чей это дом?

— Пока ничего катастрофического, — спокойный взгляд глаза в глаза и мягкий кивок, только губы сжаты в тонкую линию. — Просто перестраховка. А дом — мой, — искусственно улыбнувшись, он коснулся локтя матери и плавным настойчивым жестом указал в направлении лестницы.

Она подчинилась, беря сына под руку, но расспросов не оставила:

— Но все-таки, ты хоть что-нибудь нам… мне расскажешь?

— Непременно, но давай отложим это на утро.

Северус прошел рядом с торопливо посторонившимся мужчиной, как мимо пустого места. «Позже», — бросил он на недоумевающий взгляд Киры и повел мать наверх. Та, быстро обернувшись, будто украдкой послала своему спутнику сочувственный взгляд. Он чуть заметно вздохнул, посмотрев им в спину, поднял стоявший на полу саквояж и на некотором расстоянии пошел следом.

*

— Тот человек, которого ты видела внизу, — Северус присел рядом на кровать и, опершись локтями о колени, посмотрел на свои сцепленные в замок руки. Потревоженные его стремительной поступью волшебные огни, парящие под потолком, плавно раскачивались. Тени шевелились. Шумно втянул носом воздух. — Скажем так, он непосредственно причастен к моему рождению. Но все, что я в детстве видел хорошего, случалось не благодаря, а исключительно вопреки его стараниям. Однако моя мать предпочла все простить и забыть. Только по ее просьбе он здесь.

По-видимому, решив, что предоставил Кире все необходимые пояснения, Северус медленно повернулся: «Что-нибудь еще?».

Ее интересовало все, что имело к нему отношение, и детские годы — не исключение. Но вытаскивать неприятные и, возможно, ранящие воспоминания она не желала.

Взяла его руку в свои, поднесла к лицу и медленно потерлась щекой о раскрытую ладонь. Сколь бы глубокой ни была обида, причиненная собственной матерью, называла Кира ее именно так. Возможно, потому что та не сделала ничего плохого — всего лишь бросила, как ненужную вещь, и ушла. Сколько же разочарования и боли нужно пережить по вине отца, чтобы отвергать даже слово? Осознание шевельнулось терпкой грустью. Но теперешний Северус явно не нуждался ни в жалости, ни в оправдании. К тому же в вопросах непростых отношений между детьми и родителями Кире казались грубой бестактностью любые оценки сторонних людей. Никто не знает, что чувствует брошенный или лишенный ласки ребенок, лучше него самого. Но совсем не отреагировать на откровение нельзя. Невесомым поцелуем коснулась она его пальцев и улыбнулась чуть-чуть — кончиками губ и взглядом:

— Я думаю, твоей маме очень повезло, что у нее есть такой сын.

Лёд в глубине темных глаз как будто чуть подтаял, но тут же затвердел вновь.

— Возможно, она бы с тобой согласилась, — он скривил губы в фирменной, полной скепсиса, усмешке и аккуратно, но настойчиво отнял ладонь. — Хотя, похоже, она больше, чем радоваться, склонна меня жалеть, — встал и, подойдя к камину, уставился на пылающие угли.

Кира подошла сзади и, обхватив его руками за талию, прижалась к спине.

— Тебе неприятно, что я услышала ее мысли? Я понимаю…

— Уверена, что понимаешь, Кира? — перебил он, не дав договорить. — Жалость. Унизительна, — последнее произнес чуть ли не слогами, жесткими, как гвозди.

Кира пожала плечами, утыкаясь носом в его плечо.