Гарторикс. Перенос

Эштон приоткрыл пасть – и в голову ему ударил теплый охристый запах сознания прима. Эштон вдруг вспомнил, как вошел в гулкий мраморный холл Центра Сновидений, пройдя сквозь все автоматические приветствия, сортировки и двери без единого чувства, – словно для того, что он собирался сделать, нужно было давно умереть. Халид, стоящий прямо под оскаленной пастью драка, был точно таким же решительным мертвецом. Он убьет меня, – внезапно понял Эштон, – убьет и даже не заметит.

Что-то в его животе разжалось, и маленькая склизкая капсула с глухим чавканьем шлепнулась наземь. Халид рванулся к ней так, что Эштону пришлось отскочить. Схватив капсулу, прим бережно вытер ее о шерсть на бедрах, завернул в мягкие тряпицы из перьев и спрятал в кожаный мешочек, висевший на груди. Эштон шумно выдохнул; Халид вздрогнул, словно только что заметил его, осторожно подвинул к нему связку плодов и быстро, почти бегом направился прочь.

– Сорок первый знал, что там будет? – без всякой надежды произнес ему в спину Эштон. – В этой капсуле.

Халид на бегу обернулся, обнимая мешочек шерстистыми лапами, словно нес обмякшее тельце ребенка к медицинскому аэромобилю.

– Нам всем будет его не хватать, – рассеянно пробормотал он, прежде чем исчезнуть в проходе между складскими бараками.

Эштон понюхал лежащие в пыли плоды. «Голод мешает тебе шевелить мозгами», – произнес у него в голове ехидный голос Сорок первого, и он нехотя подцепил тяжелую связку зубами, отправив в пасть целиком.

Вряд ли устройство в капсуле было оружием, подумал Эштон, пережевывая жесткую фруктовую кожуру. Оружия в Ангаре хватало и без этого. Может, это был сканер для нелегальной накрутки баллов? Тоже маловероятно: за количеством баллов ревностно следили и надсмотрщики, и сами драки. Но что тогда?

В затылке взорвался резкий голубоватый холод, словно ледяная рука погладила его изнутри. Эштон обернулся. Старичок елозил по земле шваброй, забрасывая зеленоватые лужицы испражнений песком и пылью.

– Ты что, следишь за мной? – спросил Эштон. – Откуда ты знал, где я буду?

– А где ты еще можешь быть? – удивился старичок. – Ты же не на прогулке.

Конечно, он тоже был в курсе схемы. Иначе зачем он вообще сюда пошел? Возле складских бараков никто никогда не убирался.

– Ты всё слышал? – Эштон почувствовал, как спинные гребни встали торчком. – Знаешь, что́ было в маленькой капсуле?

– Разумеется, – старичок пожал плечами.

– Что? – нетерпеливо спросил Эштон.

Старичок поднял голову и, опираясь на ручку швабры, прищурил на него пронзительные голубые глаза.

– Если тебе интересно, – сказал он, – то Герт уже вышел к восточному краю арены с электрокнутом в руке.

Эштон сорвался с места, едва не сбив старичка с ног.

Сухой треск электрокнута разорвал воздух как раз в тот момент, когда Эштон оказался в просвете между ближайшими к арене бараками. Он замер, прислушиваясь к фырканью, шелесту гребней и шороху песка под перепончатыми лапами, пытаясь различить за всем этим тонкий перезвон гартаниевых лезвий, вплетенных в кисточки примов. Наконец, ему показалось, что звон перемещается вдоль края арены вправо. Выскользнув из укрытия, Эштон метнулся влево и кувырнулся вниз, приложившись мордой о нагретую каменную стенку.

– Смотри, куда прешь, – буркнул Тридцать шестой, когда Эштон поднялся на ноги, отплевываясь и отряхиваясь. – Прыгать разучился?

После возвращения с выезда Эштон почти перестал разговаривать с драками своего барака. Всё внимание уходило на то, чтобы свыкнуться со свалившимся на него даром ищейки. Иногда он пропускал кормление, не успевая переключиться с собственных ощущений на погоню за птицами. Эштон заметно осунулся; если бы Герт, Халид и трое сектов-надсмотрщиков не подкармливали его на прогулках, он давно бы уже стал мишенью на тренировках.

Поначалу запахи разных сознаний оглушали его, стоило лишь приоткрыть пасть. Они заполняли его целиком, не давая смотреть и слышать, что говорят их носители. Эштон даже прозевал несколько замечаний от мастера Сейтсе, залюбовавшись глубоким бордово-коричневым запахом его сознания, за что получил электрокнутом по морде. Но за мелкие проступки баллы теперь не снимали – ни с него, ни с выездного молодняка. Тридцать шестой, которого перевели в барак Ролло на место Сорок первого, был уверен, что молодняк готовят к первым боям на Арене.

Постепенно Эштон научился блокировать одни запахи и фокусироваться на других. Орган, отвечавший за специфический «нюх» ищейки, по всей видимости, находился на поверхности раздвоенного языка – во всяком случае, при соприкосновении языка с воздухом запахи сознаний становились гораздо ярче. Высунув язык на всю длину, Эштон мог почувствовать запах сознания в тушке, находившейся на противоположном конце большой тренировочной арены. Некоторые особо резкие запахи пробивались сквозь щели в металлических стенках, так что со временем он стал узнавать и тех обитателей рабочих бараков, которых ни разу не видел.