Гарторикс. Перенос

Запахи были у всех – даже у привратников. Сознание Двести восьмого пахло душным пепельным цветом. Сознание Сто шестьдесят пятой было женским, но пахло при этом яростным оранжево-черным, как плавящийся металл. Эштон всякий раз вздрагивал, проходя мимо нее, словно на язык ему капали раскаленным железом.

Только старичок в синем комбинезоне не имел своего запаха. Эштон узнавал его по странному голубоватому холоду, который ощущал в затылке, как только старичок появлялся рядом. Но даже вытянув шею и высунув язык так, что он почти касался стоптанной теннисной туфли, Эштон всё равно не чувствовал ничего, кроме этого холода.

– Твое сознание ничем не пахнет, – сказал он старичку, улучив момент, когда на тренировочную арену выгоняли соседний боевой барак.

– Да? – тот задумчиво пошевелил бровями. – Может, у меня вообще нет сознания? – и громко расхохотался.

Почему-то его забавляло всё, что Эштон говорил или делал со дня их встречи в Зале Ожидания. Больше никто из Ангара не вызывал у старичка такого веселья. Судя по уверенности, с какой старичок ориентировался в лабиринтах бараков, он знал Ангар хорошо и явно провел в нем больше времени, чем Эштон. Но делиться опытом – не спешил, неизменно оборачивая любой вопрос в шутку, понятную только ему.

В конце концов Эштон смирился и стал относиться к нему как к ветру, который то поднимался, то стихал, подчиняясь движению солнц на небе, вращению планеты и сотне других никому не подконтрольных факторов. При желании разговаривать со старичком можно было, не открывая рта: он читал мысли так, словно сознания драков были для него открытой книгой – не слишком увлекательной, но с крупным шрифтом и удобно переворачивающимися страницами. Через некоторое время Эштон заметил, что с трудом отличает реплики старичка от своих мыслей, – тем более что никому другому эти мысли не были интересны.

Ролло старался держаться от Эштона подальше. Другие участники контрабандной схемы вели себя как ни в чем не бывало, но с ними Эштон пересекался реже: Йона и Лламано заведовали рабочими бараками, Пати управлял складами, а Герт был занят новичками, поступившими со свежей сортировки. Халид, который обычно следил за тем, чтобы драки не рвали друг друга на тренировках, почти не появлялся, принимая поставки с Периферии: в «красный» год, когда белое солнце едва поднималось в зенит, урожайный промежуток был коротким, и Ангар спешил запастись провизией до наступления длинных багровых сумерек.

Каждое утро по пути на тренировку боевой барак в полном составе проходил мимо Семьдесят шестого, всё так же прикованного близ ворот. При появлении надсмотрщиков или мастера Сейтсе он вскакивал и расправлял гребни, демонстрируя заросший уродливой чешуей обрубок хвоста и всяческую готовность к работе. Кормили его объедками, так что из-под гребней на впалых боках торчали кости, но злости и бодрости ему было не занимать.

В один из дней мастер Сейтсе, проходя мимо, остановился и, бросив на Семьдесят шестого короткий оценивающий взгляд, произнес всего одно слово:

– Завтра.

Новость разнеслась по Ангару со скоростью лесного пожара. Тридцать шестой на правах старожила признался, что слышал от кого-то из своего барака рассказ о том, как решалась судьба одного из привратников – вроде бы Сто шестьдесят пятой.

Давным-давно она тоже была боевым драком. Однажды ее привезли с Арены порядком потрепанной: против нее выставили прима с Периферии, который почти победил, методично орудуя палицей и шарами с жидкостью, плавящей плоть. К счастью, Сто шестьдесят пятой удалось вывернуться и вцепиться ему в ногу как раз тогда, когда он уже доставал голубой стилет. Прим опустил палицу ей на голову, выбив глаз и раскрошив половину морды, но она не разжала зубов, а подмяла его под себя и воткнула в глотку расправленный боковой гребень.

Эта жажда жизни так впечатлила мастера Сейтсе, что он привез Сто шестьдесят пятую в Ангар и позволил заживить раны. Как только она пришла в себя, он спустил ее с цепи и стравил с тогдашними привратниками, сообщив, что тот, кого ранят первым, будет признан лишним – и пойдет на корм боевым баракам.

– Кончилось тем, что они с Двести восьмым навалились на Пятьдесят второго вдвоем, – сказал Тридцать шестой, смакуя воображаемые подробности легендарной схватки. – Как-то она с ним об этом договорилась. Но против Семьдесят шестого у них обоих не будет ни одного шанса.

Это понимали все. Семьдесят шестой присматривался к привратникам, наблюдая за тем, как они двигаются и чем возмещают недостаток зубов и конечностей. Двести восьмой и Сто шестьдесят пятая бросали друг на друга тревожные взгляды, словно пытались понять, не сговорился ли уже напарник с Семьдесят шестым, хотя было ясно, что он легко мог порвать любого из них в одиночку. Видимо, мастеру Сейтсе надоело видеть двух убогих калек на въезде в Ангар, и он решил, что пришло время сменить картинку.