Гарторикс. Перенос

– Смерть, – вздохнула Фиона. – Свой будущий номер я продала – за очень хорошие деньги, но тем не менее. Эта жизнь – всё, что у меня есть.

Крыша стеклянного небоскреба перечеркнула край солнца, и из верхних окон брызнули оранжевые лучи, заставив Дрейка на секунду зажмуриться.

– Думаете, вы его уже получили? – хрипло спросил он. – Тот номер, который продали?

– Двадцать семь лет прошло, – Фиона слегка улыбнулась, наблюдая за тем, как огненный водопад стекает по зданию вниз, зажигая новые и новые окна. – Было бы странно, если бы этого еще не случилось.

– Жизнь вообще странная штука, – произнес Дрейк, глядя на полыхающий небоскреб.

– И не говорите, – усмехнулась Фиона. – Но нет никакой технической возможности это проверить.

– Можно проверить на практике, – вдруг сказал Дрейк. – Податься на Лотерею – и посмотреть, что будет.

– Сотрудники «Кэл-Корпа» не имеют права участвовать в Лотерее. Но даже если бы это было не так… Если я уже получила номер, то регистрация второго поверх первичного просто разрушит мой мозг. В первые годы существования «Кэл-Корпа» было несколько таких случаев. С тех пор кандидатов проверяет и Центр Сновидений, и наша служба безопасности. Все полученные номера учитываются…

– Кроме вашего, – Дрейк повернулся к ней и вздрогнул. Ее глаза, как два черных пистолетных дула, внимательно смотрели на него из-под тщательно завитых ресниц.

– Вы хотели обсудить эффективность системы, которая фильтрует тех, кто продал свои номера, не допуская их до участия в Лотерее? – с недоверчивым удивлением спросила она. – Я знаю только то, что она работает. Глобальное расследование никому не нужно.

Это было что-то новое. Хотя, если подумать, такая система была просто необходима. Вряд ли никому из торчков с Восточного побережья, продавших свои номера за пять граммов сверхчистого грэя, никогда не приходило в голову податься на Лотерею и получить еще один номер. Где-то в «Кэл-Корпе» должна была быть единая и постоянно пополняемая база продавцов, чтобы их можно было отсеивать при первом же обращении. Едва ли Фиона имела к ней отношение, но то, что они уже столько времени говорят об этом, не может не вызвать у нее подозрений.

– Вы знаете, что́ я хочу обсудить, – произнес Дрейк, тщательно подбирая слова. – Место и время встречи.

Фиона мельком взглянула на него и отвернулась.

– Я в отпуске, – сказала она. – С прошлой недели. Иногда, знаете, надо развеяться.

– Рад за вас, – сухо сказал Дрейк, раздумывая, чем бы на нее надавить. Фиона боялась смерти – но, скорее всего, не верила, что он может прямо сейчас перебросить ее через перила.

– После того, как мне написал Айра, отпуск продлили еще на две недели.

– И все-таки вы со мной встретились, – сказал Дрейк. – Несмотря на это.

– Наша встреча ни на что уже не повлияет, – Фиона пожала плечами, и ее мягкое тело слегка колыхнулось. – А я всегда любила новые лица.

Закатное солнце сползло вниз, и небоскреб осветился весь целиком, превратившись в гигантский огненный столб, неподвижно висящий в воздухе. Со всех сторон застрекотали затворы голографических камер.

– Снимите меня, – Фиона смущенно улыбнулась, протягивая ему свой коммуникатор. – На память.

Дрейк мельком взглянул на экран. Визуальная идентификация была снята, чтобы он мог нажать на спуск встроенной голокамеры. В верхнем правом углу висело свернутое окошко заметок. Настраивая фокус, он как бы случайно задел его пальцем, и окошко развернулось, показав ему наспех записанное место и время встречи. Последние лучи вспыхнули на лице у Фионы, сделав его безмятежным и ясным, как у младенца. Дрейк аккуратно нажал на спуск.

– Айра всё еще жив, – зачем-то сказал он, отдавая ей коммуникатор.

– Разумеется, – усмехнулась она, придирчиво разглядывая получившуюся голограмму. – В четверг он должен будет заверить очередной пересчет.

В аэротакси играла бодрая электроника, вероятно, оставшаяся от предыдущего пассажира. Слишком бодрая, решил Дрейк и коснулся экрана в подлокотнике кресла, чтобы сменить аудиоканал. Из динамиков полились нежные звуки синтетической гитары и скрипки, обнимающие гладкий упругий голос Калипсо Скай.

«Хочешь купить еще пару лет? – голос мурлыкал на языке латино, убаюкивая Дрейка в такт покачиванию аэромобиля. – Пару лет жизни, с которой ты всё равно не знаешь, что делать».

Это была композиция «Торговцы бессмертием» в оригинальной аранжировке прошлого века: по легенде, родиной Калипсо был континент, на котором латино до последнего не уступал паназиатскому. Дрейку пришлось вспомнить собственное семейное наследие, чтобы разобрать знакомые слова.

Они даже не делают вид, что скрываются, подумал он, глядя на сенсорный экран с названием песни. Торговля бессмертием бойко шла на глазах у всего человечества, невзирая на закон и усилия Департамента. Те, кто ею рулил, находились так высоко, что до них не добиралось никакое расследование. Дрейк бы не удивился, узнав, что песня Калипсо была официальным гимном этой торговой корпорации, круглосуточно исполнявшимся по всем аудиоканалам планеты.