Гарторикс. Перенос

В следующую секунду копье, просвистев в воздухе, вошло в бок Шестьдесят третьему пониже ребер, заставив его кувырнуться в песок и завизжать от боли. Прим, которого он собирался атаковать, подскочил поближе, и тяжелый шипастый шар опустился на спину Шестьдесят третьего, ломая гребни.

Шестьдесят третий отчаянно взмахнул хвостом, но другой прим, подоспев, набросил на хвост цепь и дернул на себя, не давая драку дотянуться хвостовой пикой до напарника. Второе копье воткнулось Шестьдесят третьему в шею, перерезав одну из дыхательных трубок, и колючее ядро с размаху ударило между глаз, расколов череп.

Всё это время сект со щитом держал Двести пятую на расстоянии, не позволяя прийти на помощь Шестьдесят третьему. Теперь, когда драк превратился в бесформенную кучу окровавленной плоти, прим бросился к ней, обходя справа.

Припав на передние лапы и громко шипя, Двести пятая пятилась к краю Арены, уворачиваясь от свистящего в воздухе шара, облитого свежей пурпурной кровью. Возле туши Шестьдесят третьего сект взвешивал оставшиеся в лапках копья, решая, кто из двух драков более легкая мишень.

Эштон повернулся, открыв бок, будто собирался рвануться на помощь Двести пятой; он знал, что это поможет секту принять решение. Так и вышло: сект метнул копье в него – но на долю секунды позже, чем Эштон бросился ему навстречу. В несколько длинных прыжков он добрался до секта и мощным ударом хвостовой пики срезал все три левые лапки. Сект упал на брюхо и в панике застрекотал, пытаясь отползти от разъяренной рептилии.

Прим всё еще отчаянно дергал запутавшуюся в хвосте Шестьдесят третьего цепь, когда хвостовая пика Эштона пробила ему бедро и вышла наружу вместе с обломками кости. Животный вой, раздавшийся над Ареной, заставил вздрогнуть даже секта с шипастым щитом. Эштон выдернул пику – и прим упал, заливая песок оранжевой кровью. Все его мысли рассыпались бесформенными цветными осколками вокруг черного столба боли, уходящего высоко в небо. Столб медленно вращался, ввинчивая в песок мечущееся сероватое сознание. Эштон понял, что этого прима можно оставить в покое: в ближайшее время он всё равно не сможет ничего сделать.

Меж тем искалеченный сект, загребая песок тяжелым бронированным туловищем, пытался добраться до отрубленной лапки со всё еще зажатым в ней копьем. Эштон молнией вспрыгнул ему на спину, вдавил хитиновый панцирь в песок, скользящим движением бокового гребня срезал под корень вздыбившиеся жала – и тут же, упершись мордой и передними лапами в твердый хитиновый бок, с силой толкнул секта, опрокинув навзничь.

Из этого положения сект уже не мог подняться. На всякий случай Эштон сшиб хвостовой пикой оставшиеся лапки и бросился к Двести пятой, которую второй сект с примом загнали под самую стену Арены.

Тяжелый металлический шар прима уже пару раз задел ее по касательной, оставив рваные раны под левым боковым гребнем и на бедре. Эштон на миг остановился, фокусируя взгляд на двух силуэтах, колеблющихся в зыбком мареве цветных сполохов.

Правый вот-вот должен был развернуть к нему тяжелый щит, левый начал очередной замах цепью…

Не теряя времени, Эштон подскочил к левому и полоснул его боковым гребнем под колени, одновременно перерубив цепь в воздухе ударом хвостовой пики. Шар, сорвавшись с цепи, с оглушительным звоном врезался в верхнюю часть щита. И пока сект силился устоять и удержать вибрирующий щит, Эштон скользнул к нему за спину и хлестнул хвостом по нижним лапкам. Лапки с хрустом переломились, и сект вместе со щитом тяжело упал на спину.

В тот же миг Двести пятая подскочила к приму и воткнула хвостовую пику ему в горло, зубами подтащила уже бездыханное тело к опрокинутому секту и, бросив труп прима на шипы щита, взгромоздилась сверху.

– Не надо, – крикнул ей Эштон. – Это же просто тела! – Но щелчки и хрипы, вырвавшиеся из его пасти, потонули в восторженном реве Арены.

Спрыгнув с раздавленного щитом секта, Двести пятая направилась было к приму с пробитым бедром, но тот уже перестал шевелиться. Эштон увидел, как его сероватое сознание медленно уходит из затылка в песок, как вино из бутылки с выбитой пробкой, – но не исчезает, а как будто переливается в другой сосуд, далеко отсюда.

Он сбежал, догадался Эштон. Сбежал с Арены в другую тушку. Должно быть, сект с отрубленными лапками сделал то же самое еще раньше. Во всяком случае, внутри его панциря сознания не было, – Эштон видел только влажный коричнево-красный след, остывающий по мере того, как остальной мир заволакивала мутноватая пленка, размывая цвета и запахи.

Повернувшись к Двести пятой, Эштон с удивлением обнаружил, что больше не видит ее мыслей, – только ровный молочно-розовый запах ее сознания. В нем уже не было страха, но было что-то другое, робкое, как нанесенные на пробу духи, которые тут же смыли…

В колодце Ролло положил перед Эштоном небольшую полупрозрачную капсулу с порошком из смолы хондра.

– Неплохо он тебя натаскал, – сказал Ролло, пока Эштон давился капсулой. – Не думал, что ты на такое способен.