Гарторикс. Перенос

Черный рынок находился везде – и нигде конкретно. Он был призрачной подкладкой Периферии, которую можно было пощупать, лишь отыскав прореху в окружающей реальности. На черном рынке торговцем и покупателем мог оказаться любой: трехлапый калека-сект, выпрашивающий койны на перекрестке, прим, погоняющий извозчика, бриген, держащий харчевню в одном из глухих переулков. Продавали и покупали не столько предметы – хотя оружие и особенно активаторы вроде того, что достался Эштону, были в большом ходу, – сколько услуги. По законам Города услуги эти были преступными, но и покупателей их, и продавцов было почти невозможно поймать – если сами они не сдавали друг друга гвардейцам за пару токенов.

Мастерская Вирту и Ли была средоточием этой подпольной жизни. У Ли была лицензия Банка Памяти на мелкий ремонт и лечение тушек без существенных изменений их внешнего вида и физических характеристик. Формально он занимался тем, что залечивал случайные порезы бригенам, снабжал примов присыпками от облысения и изредка приживлял сектам на лапки новые присоски взамен стесанных. На деле же Ли и Вирту брали заказы на создание гибридных тушек, собранных из частей разнородных тел для повышения боевых качеств, и даже на восстановление убитых тушек для последующей продажи.

Эштон чуял некоторых клиентов мастерской, когда рылся в подвале в поисках очередного лекарства для Сорок первого. Он никогда их не видел и не хотел знать, как они выглядят, но запахи их сознаний отпечатывались в нем поневоле – серебряные, крапчатые, искрящиеся. Кое-кого он встречал потом в переулках под крепостной стеной, где они странным образом исчезали, минуя Лесные ворота и привратников. За Горизонт явно вели потайные ходы, и Эштон не сомневался, что те, кому они известны, будут защищать это знание до последней капли крови.

Через несколько дней после убийства лавандового сознания, пробравшись в подвал, Эштон услышал, как Ли и Вирту ругаются во дворе. Заказчик, которого Ли обманул со сроками, так и не вернулся за тушкой убитого драка. Примы-охотники тоже не появлялись; может быть, что-то случилось, а может, они ушли в очередную экспедицию. Так или иначе, с тушкой драка надо было что-то делать: держать ее в мастерской дальше было опасно.

Вирту хотел разделать ее и продать по частям – это было гораздо проще, чем пристраивать целую тушку, да еще со следом. Ли шипел, что так они почти ничего не заработают. На самом деле ему было жаль своей работы: порубить тело драка на запчасти после того, как он умирал в нем от боли несколько дней подряд, было для Ли верхом идиотизма.

Победил всё равно Вирту.

– Эта тушка была заказана, – произнес он так тихо, что Эштону пришлось напрячь слух, чтобы разобрать слова. – Что подумают те, к кому она не попала, если она вдруг всплывет на черном рынке?

– Что мы завалили гонца, который за ней приходил, – неохотно ответил Ли. – Но ведь это не так, мы понятия не имеем, куда он делся.

– Расскажи это им, – ухмыльнулся Вирту. – Может, они поверят.

– Ладно, – помолчав, произнес Ли. – Скажи Шорпу, пусть тащит сюда кислоту и смолу хондра.

Эштон поспешно выбрался из подвала, скользнул за угол и в грубой кладке забора нашел щель пошире, чтобы видеть, что происходит во дворе.

Иффи-фэй вышла из приземистого строения с двумя ведрами. В одном плескалась желтоватая кислота секта, другое было доверху наполнено бурыми хлопьями. Вирту вытащил железный котел и установил рядом с каменным постаментом, где лежала покрытая свежими шрамами синеватая тушка драка. Ли наклонился над ней с гартаниевым стилетом в одной лапке и чем-то вроде гартаниевой пилы в другой. Послышался хруст, от которого у Эштона вздыбились гребни, и Ли несколькими уверенными движениями пилы отделил голову драка от шеи.

Иффи-фэй ловко поймала окровавленную колючую голову в пустое ведро – Эштон даже не заметил, как она высыпала смолу хондра в котел. Вирту плеснул туда кислоты из другого ведра, и содержимое котла зашипело, на глазах превращаясь в кипящую жижу. Окунув в жижу палку с намотанными веревками, прим мазнул ею по распиленной шее драка. Пурпурное месиво задымилось и тут же застыло твердой бордовой коркой. Видимо, это был способ законсервировать части тушки, чтобы их можно было дольше хранить, а потом, после продажи, приживить к открытой ране на любом теле.

Вирту требовал разделать тушку драка на как можно более мелкие части. Ли ворчал, что так они потратят больше смолы хондра, чем если бы просто закопали целую тушку в подвале, засыпав смоляными хлопьями для сохранности, но продолжал орудовать пилой и стилетом. Под конец он достал из ведра колючую голову и, с усилием разжав пасть, аккуратно вырезал длинный раздвоенный язык и один за другим выдернул острые загнутые зубы, обмакнув каждый в остатки жижи на дне котла.