Она замолчала и посмотрела куда-то в зал. Ближайшие дронокамеры проследили направление ее взгляда – и в голографической проекции под куполом возникло блестящее от пота и слез лицо Эмбер. Увидев себя над Ареной, она вздрогнула, но тут же улыбнулась и послала жене влажный воздушный поцелуй, прижав пухлые обкусанные пальцы к губам и зашмыгав носом.
По залу пронесся общий вздох умиления. Родственники всегда сидели в первом ряду, под самыми дронокамерами, чтобы те, кто смотрел трансляцию, не пропустили ни малейшей эмоции, отразившейся у них на лице. Эмбер была так называемым эмпатическим якорем: всё, что она чувствовала в ходе финала, сразу же становилось достоянием миллиардной аудитории.
У Дерека эмпатического якоря не было, а сам он не был склонен проявлять эмоции на публике. Его состязательная стратегия работала только на сверхбольших числах.
Мия снова взглянула на табло: семь миллиардов восемьсот миллионов. Это был неплохой результат, особенно для дополнительного финала, который анонсировали и продвигали далеко не так агрессивно, как основные. Но к кульминации рост активной аудитории всегда замедлялся и почти останавливался: все, кто хотел подключиться к трансляции, уже подключились – и ожидали финального приговора.
Мия вдруг поняла, что не чувствует собственных рук, сжимающих стеклопластиковое ограждение ложи, и взглянула в зал.
В одной из больших гостевых лож возле барной стойки стоял Шон в ослепительно новом костюме, явно взятом напрокат. Рядом с ним на высоком табурете сидела квадратная женщина с мускулистой спиной пловчихи, выпиравшей из искрящегося вечернего платья. Шон что-то говорил ей на ухо, изогнувшись причудливым знаком вопроса. Словно почувствовав на себе чужой взгляд, женщина медленно повернулась вместе с крутящимся табуретом, и Мия увидела скуластое лицо с глазами, похожими на прорези для пуговиц. Линнея Тодороу из службы безопасности качнула головой, слушая Шона, и скользнула взглядом по ложам, где сидели руководители разных отделов. Если Дерек победит, сказала себе Мия, прежде чем отвернуться, меня уже здесь не будет. И неожиданно для себя добавила: «Ну пожалуйста». Ее губы вздрагивали и шевелились – точь-в-точь как у Эмбер, которая ничего не могла изменить, но со всей своей упрямой наивностью надеялась на чью-то помощь – ее, Мии, или Калипсо, или высших сил, в чье существование, судя по результатам опросов, верило не больше десятой доли процента платежеспособного населения Земли.
«Пожалуйста, – повторила про себя Мия, обращаясь непонятно к кому. – Пожалуйста».
– А вы, Дрейк? – Калипсо повернулась к Дереку, назвав его резким чужим именем. – Почему вы хотите на Гарторикс?
Дерек улыбнулся в искрящееся вспышками и прожекторами пространство: ему не на кого было смотреть в первом ряду.
– Вот поэтому, – просто сказал он и приложил палец к сенсору на выросшем перед ним дизайнерском стеклопластиковом постаменте.
Они обсуждали этот ход столько раз, что Мие казалось, будто она уже видела мыслеобраз, который он должен был показать в кульминации. Но то, что появилось в мерцающем воздухе над головами разряженной публики, было настолько невероятным, что она даже забыла, что это всего лишь голографическая проекция.
Шипастая голова, покрытая переливчатой фиолетовой чешуей, заняла всё пространство под куполом. Из приоткрытой пасти, полной острых загнутых внутрь зубов высотой в три этажа, выстреливал узкий раздвоенный язык, каждый раз почти достигая перил гостевой ложи. Хищное тело то ли варана, то ли какой-то другой рептилии с длинным острым хвостом и красными колючими гребнями припало к земле в охотничьем ожидании.
В наступившей мертвой тишине Мия услышала собственный свистящий выдох. Рептилия чуть повернула голову; алый светящийся глаз с вертикальным змеиным зрачком уставился на нее – и вдруг посмотрел вглубь, туда, где что-то живое внезапно забилось навстречу этому смертоносному взгляду, вертясь во все стороны в отчаянной попытке выбраться на поверхность.
Мия вздрогнула от неожиданности и отшатнулась. В глубине алого глаза отразилась вторая рептилия – с ярко-зелеными иглами, вставшими дыбом. Фиолетовая рептилия взмахнула хвостом, и трехгранное острие вошло в мягкое брюхо зеленой, расплескав по всему шару Селесты густую пурпурную кровь.
Многотысячный зал захлебнулся криком. Резкая боль прострелила Мию под ребрами. Она прижала руку к животу – и что-то оттуда мягко толкнулось в ладонь, еще и еще, наполняя ее ощущением жадной горячей жизни.
Внутри шевелился ее ребенок. Мия попыталась нащупать головку, или пятку, или что-нибудь, за что можно было держаться, пока ему не перестанет быть страшно и неудобно, пока он не успокоится и не уснет. В зале кричали люди; многие сползли на пол, закрывая лицо руками. Мия сидела, тихонько покачиваясь из стороны в сторону, и баюкала свой толкающийся живот. Я с тобой, малыш. Не бойся, я никогда никуда не денусь. Я здесь, с тобой.
Под вспыхнувшими софитами даже Калипсо выглядела растерянной. Она обернулась к Дереку, пошатнувшись на тонких шпильках.