Только теперь Эштон окончательно понял, что это Гарторикс. Его сознание помещалось в теле инопланетной рептилии на другом конце Вселенной. Где-то там, на краю этого огромного мира, мучительно далеко отсюда была Мия – а может, и нет, если она уже сделала то, что обещала перед самым его Переносом. Здесь, на каменной площади, вокруг него были сплошь незнакомые люди, запертые в чужих телах, оторванные от всех, кто был им когда-то близок и дорог…
Животный крик боли, раздавшийся с другого конца площади, вывел его из раздумий. Рептилии заволновались, звеня цепями и вытягивая шеи в попытке что-нибудь разглядеть.
Между рядами желобов к центру площади неторопливо двигалось сразу несколько странных процессий.
Впереди шли обезьяны с электрокопьями в руках. По бокам друг за дружкой ползли жуки, втянув головы под бронированные спинные пластины. В центре шагали человекообразные и несколько птиц. Эштон с удивлением увидел, что птицы были одеты – или как минимум украшены, потому что тонкие узорчатые кольчуги, спускавшиеся на грудь, и шелковистые плащи с воротниками из длинных пурпурно-сизых перьев трудно было назвать одеждой.
Теперь крики боли раздавались уже со всех сторон. Одна процессия ненадолго задержалась возле соседней с Эштоном шестерки. Эштону не было видно, что произошло, но пара нечеловеческих воплей один за другим прорезала воздух совсем рядом, так что его затрясло.
Процессия двинулась дальше и остановилась возле шестерки Эштона. Навстречу ей вышел высокий человекообразный с рифлеными рогами, причудливо загнутыми на затылке.
– Первые в вас, – произнес он холодным мужским голосом, наклонив голову, и Эштон вспомнил, что видел его в карантине, когда охрана усмиряла рептилий: он говорил о себе в женском роде, так что внутри его тела, видимо, была женщина.
– Во всех нас, – гортанно сказала птица, и вся процессия тоже склонила головы в странном приветствии.
Только теперь Эштон заметил, что на всех, даже на жуках и обезьянах, были металлические ошейники с мембранами. В памяти всплыло слово «преобразователь»: видимо, это были устройства, которые превращали звериные щелчки, хрипы и прочее рычание в подобие человеческой речи.
– Самцы с уровня пять-один, – сказала человекообразная с холодным мужским голосом. – Выносливые. Охотничий инстинкт не подавлен. Отличные моторные навыки: некоторые уже пробуют боковой удар хвостом.
– Кто из них? – Птица склонила голову набок и посмотрела на прикованных к бревну рептилий выпуклым фиолетовым глазом. Кевин, который был к ней ближе остальных, не выдержал и дернул хвостом, зазвенев цепью.
– Этот, – человекообразная ткнула в него когтистым пальцем. – И еще этот… и вон тот.
– А этот? – Человекообразный в роскошном алом балахоне кивнул на Эштона. – Тушка ему досталась что надо.
– Не знаю, – человекообразная неохотно пожала плечами. – Он всё время притворяется спящим. Когда не ест.
– Может, он мне подойдет? – протяжно сказал человекообразный с рогами, увитыми серебряными нитями. На кончике каждого рога висела гроздь синеватых металлических колокольчиков, при малейшем движении издававших нежный звон.
– Это самцы, – неприязненно сказала птица. – Зачем они Ангару S69?
Тонкие прожилки на лице и руках человекообразного налились огнем, сделав его слегка похожим на тигра.
– Некоторые любят, когда их имеют огромным чешуйчатым яйцекладом, – нежно произнес он и посмотрел на птицу. – Да, Тобиас?
Птица в ответ растопырила боковые перья. В бело-розовом свете двух солнц было видно, что края у перьев острые, как хорошо заточенные лезвия.
– Спокойно! – Человекообразная слегка повысила голос. – Вряд ли этот драк пригодится одному из Ангаров. Ему прямая дорога на Периферию.
– С ним что-то не так? – Человекообразный в алом балахоне с видимым сожалением взглянул на Эштона, задержавшись глазами на хвосте.
– Он мурлыкал в Зале Ожидания, – нехотя сказала человекообразная.
– Сами виноваты, – фыркнул человекообразный с колокольчиками на рогах. – Не надо было вести его через первый сектор.
– Его несли, – уточнила человекообразная. – Он мурлыкал, еще не отойдя от парализатора.
Вся процессия слегка качнулась назад, так что между ней и Эштоном образовалось пустое пространство. Даже рептилии, почувствовав смутную угрозу, попытались отодвинуться от него, насколько позволяли цепи.
– Я его заберу, – резкий щелкающий голос раздался откуда-то слева.
Участники процессии расступились, пропуская приземистую болотного цвета рептилию с большим уродливым шрамом поперек морды. Одежды на ней не было, если не считать нескольких синих цепей, пересекавших туловище наподобие сложной портупеи.
Рептилия подошла к лежащему Эштону, прищурилась и положила перепончатую лапу прямо ему на морду, туда, где между двумя зонами видимости было слепое пятно. От мягких уверенных почесываний по всему телу Эштона побежали приятные мурашки, он даже прикрыл глаза, целиком отдаваясь новому ощущению.
– Да, – удовлетворенно кивнула рептилия, продолжая почесывать Эштона между ноздрями. – Даже если на Арене его порвет первый же бриген, с этими его алыми гребнями всё равно выйдет зрелищно.