Гаврош, или Поэты не пьют американо

– Да, кстати, меня зовут Галина Борисовна. Я обычно работаю в Петропавловке, а здесь сейчас в архивах собираю кое-какую информацию.

– Очень приятно, – ответил я.

– Вы не против прогуляться по залам? – неожиданно предложила женщина.

– Нет, совсем не возражаю, – ответил я заинтересованно.

– Пойдемте, – она взяла меня слегка за локоть, и мы двинулись неторопливо вперед, переходя из зала в зал.

Я шел, оглядывая шедевры прошлого. Полотнища гигантские вызывали пиетет одной только мыслью о затраченном времени и усилиях на создание какого-нибудь гребешка волны или генеральского костюма.

– Во-первых, помните как классик сказал: «Да, были люди в наше время, богатыри, не мы»? – начала она с вопроса

– Еще бы не помнить, в школе учили, – ответил я, вспомнив многочасовые бородинские сражения по заучиванию совсем некоротких строф.

– Человеку проще боготворить тех, кого с нами уже нет. Кто-то все уже за тебя решил, а тебе только поддакивать остается. В этом кругу и школа, академии разные. Вместо того, чтобы гениев растить, учат молодежь преклоняться. А потом та молодежь сама вырастает и учит тому же следующих в очереди.

– В какой очереди? – удивился я.

– В очереди на Олимп. Каждый же мечтает сорвать куш, взойти туда, где не ступала нога другого Художника. Только не все доходят, а если и доходят, то не на Олимп, а непонятно куда. Хорошо, если еще до члена союза художников.

В другом обществе я бы сострил, но усилием воли заставил себя промолчать.

– Ну это более-менее понятно. Человек консервативен. Что имеем, не храним, – парировал я пословицей.

– Да, примерно так, – поддержала женщина.

– А что по Квадрату? Что вы такого видите, чего я не вижу? – не мог уняться я.

– Ничего особенного я не вижу. И вы ничего не увидите, – спокойно ответила она.

– Почему?

– Потому что контекста нет.

– Как это? – все это было не очень понятно.

– А так – время-то другое.

– Каждому времени свои ордена? – блеснул я.

– Точно. Ты поэт что ли? – неожиданно спросила женщина и в глазах ее блеснуло уважение.

– Да не, это цитата, – ответил я.

– Хорошо сказано. Я тут по залам да запасникам тридцать лет работаю, и знаете что думаю?

– Нет, что же? – заинтересовался я.

– Даже тут шедевров, настоящих шедевров, процентов тридцать. От силы.

– Ну а вот допустим, такая ситуация, – решил я узнать поподробнее, – в детстве я любил Стругацких. Все перечитал, запоем. А недавно достал с полки свою любимую «Понедельник начинается в субботу», и…

– И что?

– Да не идет, и все тут, – продолжил я.

– Это нормально, ты изменился, мир изменился, – сказала Галина Борисовна.

– Хорошо. А что же такое настоящий шедевр? Вот, скажем, “Квадрат” шедевр? – норовил я все время вернуться к началу.

– Вот о том мы и говорим, еще одно измерение добавляется, временное. Скажем, для тех, кто тогда жил, и задумывался, он шедевром тоже не сразу стал. Только лет через…дцать. Для нынешних, шедевр, если они смогут представить те времена, 1915-ый, революция через 2 года, Гражданская начнется, то есть пропасть уже готова разверзнуться. По меркам Вселенной оставались считанные секунды… Ну, и, самое главное, важно понимать, что тогда главенствовало в умах. Без этого все тщетно.

Мы проходили мимо Саврасова с его “Грачами”. Заходящее солнце бросало последние лучи на картины в золоченых рамах, от чего они казались слегка ожившими среди серых стен.

– А если, например, красивая картина, типа “Девятого вала” – ее же большинство скорее признают гениальной, чем “Квадрат”? Она ведь заслуженно тут висит? Но она ведь ничего глобального не предсказывает и не открывает.

– Конечно, техника очень-очень важна. Айвазовского все любят. Но там и душа есть. Решение о том, что должно сюда попасть принимали люди разные, часто они так или иначе были придворными, т. е. людьми во многом зависимыми, у каждого свои протеже. За каждым стоит какая-то идея, группа. Но мне кажется, важнее первый посыл, тот самый импульс, у которого есть цель и который сам и есть цель.

Не торопясь проходили мимо Репинского зала с его Учредительным собранием.

– А как кстати это связано с Властью? Ведь к одному двору одно искусство придется, а к другому совсем другое, порой противоположное, – обратил я внимание.

– Есть и такой момент, – кивнула она.

– Выходит, кого-то случай привел на Олимп, а кого-то на Голгофу?

– Бывает и так, – спокойно ответила женщина. – Но я вот к чему постоянно веду. Во-первых, Гений – это тот, кто создал что-то абсолютно новое, абсолютно, понимаешь? – она сделала упор на абсолютно.

– Нет. Но ведь была же до Малевича картина “Драка негров в темном подвале”.

– Это не то, там просто черный прямоугольник был.

– ??? – от изумления не мог выдавить и звука.

– Посыла не было. Пустота. А у Малевича посыл есть. Ты представь, что испытал человек, выставляясь с такой картиной в то время. Это был вызов обществу. Не каждый на такое пойдет. Мне иногда кажется, что сам-то Казимир не до конца понял, что он предвещал. Он говорил, что это конец старой эпохи, но после старой, как обычно началась новая.