Газета День Литературы # 54 (2001 3)

Вот передо мной журнал "Дружба народов" — последние годы, пытаясь угодить то ли Соросу, то ли Букеру, то ли еще какому Швыдкому, он, скажем прямо, напечатал не много вещей, обративших на себя широкое читательское внимание. Но иногда любопытные вещи появляются и на его страницах — как, например, рассказ Алексея Иванова "Граф Люксембург" в № 11 за 2000 год или мистическое повествование молодой писательницы Василины Орловой "Голос тонкой тишины" в № 1 за 2001-й. Рассказ Алексея Иванова я прочитал почти четыре месяца назад, но ни попытки написать о нем, ни попытки перестать о нем думать не увенчались успехом. Рассказ раздражает, злит, не поддается ясному, четкому осмыслению, но в то же время и не отпускает от себя, заставляя постоянно ковыряться в груде вываленных на бумагу жизненных отбросов. Главный конфликт "Графа Люксембурга" заключается даже не внутри самого рассказа, в очередной раз изображающего «дно» человеческого падения, а скорее — в том противоречии, которое обнаруживается между изобразительным даром автора и выбранным им для ХУДОЖЕСТВЕННОГО исследования участком жизни. В том-то, на мой взгляд, и проявляет себя главная НЕПРАВДА этого столь сильно написанного рассказа, что переполняющие его чернота и убогость жизни подаются не как результат стечения каких-то негативных обстоятельств — ну там собственных ошибок героя, подлости его коллег или каких-то иных объективных факторов, а единственно как ЕСТЕСТВЕННАЯ форма существования сегодняшней реальности. В рассказе практически нет МОТИВОВ поведения кого бы то ни было. Просто все вокруг — сволочи, пьянь, пидоры, дебилы, садисты и прочие — являются таковыми САМИ ПО СЕБЕ , де-факто. Всё есть так, потому что не иначе. А из-за этого и непонятно, почему, собственно, герою бы и не жить нормально — что его заставляет вести скотскую жизнь, скатываясь в откровенную деградацию, в конце концов и приводящую его к убийству? Ведь есть же в нем и светлые стороны души — его воспоминания о детстве, любовь к искусству, к матери. Только думается, что напрасно автор сталкивает все это с тщательно раздуваемым до пантагрюэлевых размеров негативом, как это, к примеру, видно по такой вот сцене: "…А вечером мы пришли на эту же дорожку и слушали соловья в кустах. Нечаянно наступил в чертовом лесу на собачье говно. Пришлось снять башмак и вычищать палочкой протектор. В коем-то веке слушаю соловья, да и то за таким занятием…" Такой вот, как видим, принцип создания художественной реальности. Конечно, это намного легче — вместо того, чтобы изобразить психологизм падения героя, дать причины того, что же его выбило из русла нормальной жизни — собственное ли безволие, чужие интриги или существующий в стране режим (вот к этому-то нынешние писатели больше всего и боятся прикасаться!) — взять да ткнуть героя ногой в собачье говно или столкнуть его с садистом-милиционером. Но это, к сожалению, хотя и перекликается в чем-то с теми безднами, которые изображал в своих романах Достоевский, не помогает читателю увидеть в жизни того, что помогала ему увидеть проза автора "Преступления и наказания" — подсказки того, В ЧЕМ ИМЕННО ЕМУ ОБРЕСТИ СПАСЕНИЕ.

Совсем по-иному сплетает свою повесть "Голос тонкой тишины" Василина Орлова, демонстративно отталкивающаяся в своем сюжете от знаменитого романа Булгакова "Мастер и Маргарита" с его говорящим котом, полетами, балом у сатаны и другой чертовщиной. Все это как нельзя нагляднее показывает способность автора к самой безудержной фантастике, но при этом неизбежно возникает вопрос: от чего так страстно стремится оторваться писательница, улетая в свои сказочные эмпиреи? И не является ли самой справедливой мыслью повести высказывание ее же собственного героя: "Сказочники, понимаешь ли! Вешать таких сказочников. Уводят от жизни хрен зна куда…"

Я и до сих пор еще иногда беру в

руки первый номер "Дружбы народов" и перечитываю какой-нибудь кусок из повести В.Орловой. И получаю подлинное удовольствие от ее стиля, от искрометных диалогов ее персонажей. Хотя так и не пойму, что еще можно отыскать в стопроцентно искусственном, не опирающемся ни на какую реальность, кроме литературной, произведении…