Газета Завтра 17 (1169 2016)

XIX век — эпоха развития многообразной и хитроумной техники. Возникает жанр, впоследствии названный "фантастикой": человек начинает бредить аэро-чудесами, подводными лодками, железными чудищами и — головокружительными, уходящими в небо высотными зданиями. Город наступал с неумолимостью прогресса. В России, как обычно, всё сложнее, ибо страна — крестьянская, громадная, поместно-дворянская. Генеральная мысль "Анны Карениной" — вовсе не пошленький адюльтер полнокровной красавицы и хлыща-офицера, даже не бесполезная жертвенность, но изображение мерзостей городской жизни. Дезурбанизм — вот спасение. Этот уход спасёт человечество, — говорит нам Толстой и выписывает скучноватого, но весьма положительного Лёвина. Локомотив тоже выбран не случайно — в конце-то концов, покинутая женщина могла бы и в реке утопиться, благо таких случаев не только в беллетристике, но и в жизни тогда хватало. Она не отравилась, как флоберовская Бовари, не угасла от чахотки и не бросилась о камни с какой-нибудь живописной скалы. Поезд — символ неумолимой железной цивилизации, которая буквально перемалывает человека. Или превращает его в подобие бездуховной машины. Александр Блок впоследствии напишет: "Век девятнадцатый, железный, воистину жестокий век!" Город — это не только упадок и разврат, но и неизбежная стандартизация. Читаем у Сергея Есенина: "Гой ты, Русь, моя родная, / Хаты — в ризах образа…". Россия — это хаты. Тогда как "…Город, город, ты в схватке железной / Окрестил нас как падаль и мразь". Саша Чёрный грустно подшучивал: "Все в штанах, скроённых одинаково, при усах, в пальто и в котелках. / Я похож на улице на всякого и совсем теряюсь на углах…" И продолжал: "В лес! К озёрам и девственным елям! Буду лазить, как рысь, по шершавым стволам. / Надоело ходить по шаблонным панелям и смотреть на подкрашенных дам!"

Примечательно, что Ильф и Петров — типичные урбанисты — тем не менее вкладывают в уста обаятельного жулика Бендера очень важную фразу, этакий культурный код нашей цивилизации: "– Молоко и сено, — сказал Остап, когда "Антилопа" на рассвете покидала деревню, — что может быть лучше! Всегда думаешь: "Это я ещё успею. Ещё много будет в моей жизни молока и сена". А на самом деле никогда этого больше не будет. Так и знайте: это лучшая ночь в нашей жизни, друзья!". Советский Союз в этом смысле оказался на перепутье: крестьянская психология масс должна была сплестись с пролетарской парадигмой — с футуристической, сугубо городской цивилизованностью XX столетия. Вместе с тем, культурно-просветительская составляющая оказалась полностью взята из кладовых дворянской культуры. Эта эклектика, по сути, явилась основной причиной как возвышения, так и упадка Красной Империи.

Илл. Константин Коровин. «За чайным столом» (1888 )

Апостроф

Апостроф

Даниил Торопов

Историческая память Книги Лев Тихомиров Культура Общество

Дневник Л.А.ТИХОМИРОВА. 1905-1907 гг. / сост. А.В.Репников, Б.С.Котов. — М.: Политическая энциклопедия, 2015. — 599 с.

И снова Лев Тихомиров: народоволец и монархист, литератор и идеолог, свидетель и участник ключевых событий русской истории XIX-XX вв.

Дневники Лев Александрович вёл более тридцати лет, с 1883-го по октябрь 1917 года. Несколько лет назад РОССПЭН издал дневник за 1915–1917 гг. (см. "Завтра", 2008, №11) Новое издание продолжает проект по публикации обширного тихомировского архива.

Дневники Тихомирова — это документ и живая история. Через его тетради проходят десятки и сотни исторических деятелей (от Столыпина до революционного деятеля Владимира Бурцева), и тут же мы читаем, как дотошный Тихомиров расписывает праздничные выдачи на Рождество и Пасху. Трёхлетний период — это первая русская революция. Впрочем, русскость оной Тихомиров — как минимум, по части главных бенефициаров — оспорил бы. Это время сотрудничества с правыми газетами: "Московские ведомости" и "Колокол". В конце 1907-го новый премьер-министр приглашает Тихомирова из Москвы в Петербург, на должность члена Совета Главного управления по делам печати. В Столыпине, несмотря на все сомнения, в тот момент Тихомиров видит возможность лидера, способного преодолеть революционный раскол и вызвать действием общий подъём духа. Апокалиптические настроения конкурируют у Тихомирова с попытками повлиять своими идеями на власть и общество.