Газета Завтра 24 (1228 2017)

Олег ВОРОТНИКОВ.  Я зашел в первую попавшуюся пивную и попросил мобильник, лицо у меня было разбито, и мне его сразу дали. Звоню: «Павел, вот что с нами произошло! Подходи, сейчас мы их опознаем, я покажу, кто бил, кто держал». Он отвечает: «Нет, не приду. Можем встретиться в конце недели». Я говорю: «Хотя бы скажи мне, где травмпункты, куда обращаться?» – «У нас нет травмпунктов – нужно ложиться в больницу и это не бесплатно». А у них есть травмпункты! Потом я позвонил знакомым, и они приехали и повезли в больницу снимать побои. Я был так сильно избит, что не мог в машину сесть, кое-как находился в вертикальном положении, а сесть или лечь я просто не мог. Первую неделю не мог спать. В больнице врачи не хотели фиксировать и выдавать мне справку о побоях. Прошу их: «Напишите, что нас избили в полиции», – они не пишут. «Напишите, что применялся электрошокер», – не пишут. «Хорошо, делайте тогда осмотр». Они говорят: «Врачей нет» – «Запишите тогда с моих слов» – «С ваших слов можем записать только то, что нам видно» – «Вот синяк» – «Нет врача-специалиста. И вообще, мы вас по телевизору видели».

«ЗАВТРА». Так это недобросовестный юрист или что?

Олег ВОРОТНИКОВ.  У него реноме независимого правозащитника, смелого юриста, он защищает людей по терроризму, а сам марксист. Он защищал одного анарха, пытавшегося подорвать на территории Чехии состав железнодорожный, натовский, перевозивший вооружение. Нам рекомендовали его однозначно как лучшего юриста, притом одновременно разные люди. Это сразу после моего первого ареста и освобождения. В итоге его привел переговорщик Шварца и сказал: «Это мой личный друг – всю жизнь его знаю». В общем, Уль – собака Шварца.

«ЗАВТРА». Ты случайно не думаешь, что Уль сыграл свою роль в задержании 25 января?

Олег ВОРОТНИКОВ.  Есть подозрения в его нечистоплотности, двойственности – он мог, скажем, передать информацию. Кто знал о том, что перед поездкой мы встречаемся в офисе Уля? На встрече он посадил нас не в переговорную, как всегда, а в комнату с камерой на потолке, а на вопрос ответил, что в первый раз ее видит. В итоге, как я понимаю, избиение в день отъезда в Швейцарию носило особый смысл: «Если уедете, то больше не приезжайте, либо просите убежища и в лагерь». Дело в том, что они даже не сомневались, что мы попросим.

«ЗАВТРА». Так ты считаешь, что здесь какой-то заговор? В чем еще была нечистоплотность Уля?

Олег ВОРОТНИКОВ.  Как мы потом поняли, Уль не столько защищает, сколько от власти курирует, следит и контролит, является смотрящим. Уль был их игроком в нашей команде. Он играл не за нас с самого начала. Да, его нам подсунули, чтобы он нас мягко отводил от дел против полицейских и власти и привел к одному – к прошению убежища и интернированию в лагерь. Он, например, за спиной и против воли Козы сделал заявление в прокуратуру, приводя аргументы, дающие нам большие шансы остаться в Чехии, чем в Швейцарии, которая по конвенции несет за нас ответственность. Писал, что ребенок, Каспер, ходит в школу, что мы уже начали встраиваться в чешскую систему, дескать, зачем их выгонять? Бумагу отослал от имени Козы. Мы узнали только постфактум. Но первый неприятный момент был, когда он отказался идти против мусоров после первого ареста в прошлом сентябре – в ситуации, когда надо было всего лишь с швейцарскими бумагами в руках признать решение пражского суда оставить нас в Чехии незаконным. Он отказался, мотивируя тем, что нет у него времени, и он может нам помочь только легализоваться, а не писать заявления, которые не касаются напрямую вопроса об убежище. Уже тогда я начал в нем подозревать, что он совсем не наши интересы преследует, а чьи-то еще, поскольку мы повторяли одно и то же: отказываемся от убежища. Потом я отказался от его услуг, а Коза нет, и она вывела его на разговор, где он обмолвился, что работает на мэрию и что не может нас защищать, даже если бы хотел. Наконец, уже после второго нападения, он раскрыл свои карты.

«ЗАВТРА». На детей у вас нет никаких документов и в Чехии их пребывание никак не регламентировано, верно?