К трем часам ночи я осмотрел восемь пациентов и четырех положил в больницу, но поток новоприбывших не иссякал. На заре, когда полная луна сдавала свои позиции, я добрался до последнего в списке. Это оказалась дама, хорошо известная в отделении психиатрии, – она часто туда попадала из-за попыток членовредительства.
– Здравствуйте, миссис Армстронг! Простите за долгое ожидание, – извинился я, опускаясь рядом с ней на стул, – это все полнолуние.
– Доктор, вы меня поражаете! Вы что, верите в подобную чушь? – возмутилась она.
Я призадумался.
Возможно, это было простое совпадение, но меня предупредили, что ночка будет тяжелой, так оно и вышло. Уверен ли я, что тут нет рационального зерна? Что если в будущем люди будут вспоминать наши теории относительно сумасшествия и смеяться над ними? Я закончил дежурство, вышел на солнечный свет и направился домой, напоминая себе, что я – человек науки и нисколько не суеверен. Тем не менее я постарался, чтобы дорогу не перебежала ни одна черная кошка: я же не хочу и в следующий раз дежурить в полнолуние, правда?
Так, в отделении опять веселая ночка.
– Ты не окажешь мне услугу, Макс? – спросила Таня, помахав у меня перед носом чьей-то картой.
– Да, конечно.
До чего несправедливо: весь вечер я только и мечтал о том, чтобы съесть шоколадку! Однако я давно знал, что лучше добровольно вызваться что-то сделать, чем дотянуть до официального поручения. Тогда тебе будут признательны, а признательность медсестер бесценна, если надо как-то пережить дежурство в отделении скорой помощи. Вот только нельзя забывать о том, насколько тонка граница между стремлением помочь и согласием, чтобы тебе сели на шею.
– У нас тут парень, который переборщил с героином, – объяснила она.
Чудесно. Как будто за день я перевидал недостаточно героиновых наркоманов.
Она указала на койку в дальнем углу, где лежал, свесив голову на сторону, мужчина с капельницей. Рядом сидела какая-то дама.
– А это кто? – спросил я.
– О, это его мать. Бедняжка! Она и вызвала скорую. Нашла его без сознания в спальне – он там кололся.
Я подошел к пациенту.
– Здравствуйте, Стив, я Макс, врач.
Он окинул меня равнодушным взглядом – наркоманы равнодушно смотрят на всех, кто не протягивает им пакетик с героином. Я быстро убедился, что это не была намеренная передозировка: он просто хотел приход поострее, вот и вколол себе больше обычного. Я сказал, что мы еще пару часов подержим его под наблюдением в больнице. Парень пожал плечами. Я сообщил, что, по стечению обстоятельств, работаю в клинике для наркоманов, куда он мог бы обратиться, если хочет бросить.
Потом я повернулся к его матери.
– Давайте-ка выпьем с вами чаю, – предложил я, и мы вышли в комнату ожидания.
Когда мы уселись, я спросил, знала ли она раньше, что ее сын наркоман. Она подняла на меня глаза.
– Ну конечно, я знала. Это все моя вина, – последовал ответ. – Я сама ему разрешила. Разрешила колоться в моем доме. Он на героине уже 4 года. Я сама заплатила за сегодняшнюю дозу, – продолжала она, заливаясь слезами.
– Что?! – воскликнул я в изумлении. Я-то считал, что моя мама проявила крайнюю либеральность, когда в 12 лет разрешила мне прочитать
– Я давала ему деньги, уже давно. Иначе он будет красть и может попасться полиции, – объяснила она.
Женщина мне рассказала, что устроилась на подработку, чтобы оплачивать наркотики для сына.
– Он подсел на них лет пять назад, и примерно год мы вообще не виделись, а потом я как-то раз пошла в магазин, и вдруг парень попытался выдернуть у меня сумку. Это был он, – тихонько добавила она.
Она привела сына домой, отмыла и оставила на ночь. На следующее утро, застав его со шприцем в руках, поняла, что если сейчас его прогонит, то в следующий раз может увидеть уже в морге.
– Может, зря я ему разрешила остаться? – спросила она. – Но что мне еще оставалось делать?
Когда сталкиваешься с подобной дилеммой, начинаешь понимать, что единственно верного ответа тут нет. Я бы ее понял, захлопни она дверь у него перед носом. Но точно так же я понимал, почему она этого не сделала. И не мог с уверенностью сказать, как поступил бы сам на ее месте.
Для врача героиновые наркоманы – пациенты крайне неприятные. Они отнимают массу времени и зачастую реагируют агрессивно. Это регулярные посетители пунктов скорой помощи, которых мы подлечиваем и отправляем обратно в их мир. Если бы я не работал в клинике для наркоманов, то этим бы и ограничивался мой с ними контакт. Даже в клинике я ощущал внутреннее сопротивление при общении с такими вот персонажами. Они были как изголодавшиеся хищники, мечтающие лишь о следующей дозе, но иногда мне все-таки казалось, что где-то глубоко внутри у них осталось что-то человеческое: в наших беседах изредка мелькали моменты, когда становилось ясно, насколько отчаянно им хочется изменить свою жизнь. И только за это я и мог уцепиться.