Где место России в истории? [Загадка Дональда Тредголда]

Ну, допустим, о шестидесятниках он мог и не знать, хотя книга его вышла в 1974 году, а работа С.М.Каштанова -- в 1963 (15), С.О.Шмидта – в 1968 (16 ), Н.Е.Носова -- в 1969 (17). Если уж на то пошло, моя самиздатская рукопись пошла по рукам в Москве в том же 1974-м, что и «Россия при старом режиме» в Америке -- и я все это знал, а Пайпс не знал. Я не говорю уже, что о «конституции» Салтыкова очень подробно писали и Ключевский, и Чичерин за много десятилетий до него, а Пайпс не знал и этого! Как понять такой конфуз корифея западной русистики?

Вот и подошли мы к главной разнице между нами: Пайпс был в плену консенсуса. А консенсус исходит из того, что допетровская Россия была азиатской пустыней, деспотией, которая по определению мертвое политическое тело, неспособное не только к саморазвитию, но и к саморазрушению. НЕ МОГЛИ там, значит, родиться европейские идеи. А до петровского «окна», откуда они проникли бы, было еще далеко, почти столетие. Стало быть, что? Стало быть, никакого Салтыкова не было. И тут ловушка захлопывается. Потому что Салтыков БЫЛ! И Судебник 1550 года, из которого он исходил, тоже был. И драматическая идейная война между нестяжателями и иосифлянами (о которой мы тоже будем еще говорить очень подробно), результатом которой стал этот Судебник, тоже была. Но все это было в реальной истории России. В консенсусе ничего этого нет.

Эти «ножницы» между Историей и консенсусом и объясняют конфуз корифея, как я понимаю. Просто не знаю, как иначе объяснить этот странный случай из практики.

ДЛИННЫЙ ОТВЕТ

Эпоха Просвещения началась у нас с опозданием на столетие – в XIX веке. И с самого ее начала постоянный общеевропейский страх перед деспотизмом , на каждом шагу подстерегающем свободу, был для большинства образованного класса России завязан на очевидном противоречии. С одной стороны, начиная, по крайней мере, со времен Екатерины, уверено оно было, что «Петр сделал Россию европейской», говоря словами Владимира Сергеевича Соловьева (18) При всем том деспотизм (в России его называли «самовластьем»), которого так боялись в Европе, присутствовал у нас на постоянной, так сказать, основе.. Противоречие било в глаза. Решение предложил Пушкин: Россия – ЗАПОЗДАЛАЯ Европа. Да, самовластье в России ЕЩЕ есть, но... век его УЖЕ недолог: «Взойдет звезда неведомого счастья, Россия вспрянет ото сна и на обломках самовластья...».

Выяснилось, однако, что все не так просто. Долог оказался на самом деле век самовластья. Его обещанные «обломки» не раз таяли в тумане. Но при всех разочарованиях, ожидавших образованную Россию, дело тем не менее шло, казалось, в оптимистическом, пушкинском направлении. Пусть неудавшийся, но впечатляющий европейский прорыв эпохи Александра I, породивший золотой век русской культуры, запомнился. Все недостатки Великой реформы третьей четверти века не могли затмить главного: последнее, как думали тогда, наследие страшных времен Грозного, крепостное рабство, было, вопреки мнению Николая I. уничтожено. Оттепель переросла в «прорыв», вновь поставивший Россию на европейские рельсы. Русская литература и музыка удивили мир.

И, наконец, в феврале 1917 взошла пушкинская звезда – и на миг показалось: вот они, «обломки самовластья». Этим объяснялось редкое в России единодушие. Радовались все – от социалистов-революционеров (в просторечии эсеров) до великих князей императорского дома. Целое столетие Россия шла в Европу. Шаг за шагом создавая в ожидании этого дня великую европейскую культуру. И вот -- дожили!

Что произошло дальше мы знаем. В крови и грязи мировой войны петровская Россия покончила самоубийством. Миф о ней как о запоздалой Евроле рухнул. Воцарившееся «мужицкое царство», предсказанное Герценом, несло с собой не свободу, а все то же старое, только что сокрушенное, казалось, самовластье Для образованного класса это было равносильно концу света – в обоих смыслах этого слова.

Вслушайтесь в вопль Максимилиана Волошина:

С Россией кончено. На последях

Ее мы прогалдели, проболтали,

Пролузгали, пропили, проплевали,

Замызгали на грязных площадях.

Иначе, недоуменно, но, по сути, то же у Василия Розанова: «Русь слиняла в два дня, самое большее в три... Что же осталось-то? Странным образом, НИЧЕГО». Не холодеет у вас от этих слов сердце?

Первыми попытались переосмыслить случившееся эмигрантские евразийцы. Вот что предложили они взамен мифа о запоздалой Европе и пушкинской звезды. Все культурное наследство XIX века объявили они ложным, путь в Европу -- путем к гибели. Потому что на самом деле, --дерзко заявил их родоначальник молодой князь Николай Трубецкой, -- никакая Россия не Европа. Она -- Орда. «Русский царь явился наследником монгольского хана. Свержение татарского ига свелось к перенесению ханской ставки в Москву. Московский царь был носителем татарской государственности» (19).