Где не светят звезды

Видела ли теперь Аня в нем чудовище, которым почувствовал себя Никк? Он тут же вспомнил мальчишку фомора, погибшего по его неосторожности, Амариллис, которую не смог спасти, Тера… Никк внезапно стал омерзителен сам себе. Он никогда не желал никому зла, но, получается, совершал его все равно?

— Да, я убил твоего брата, — повторил Никк, громче. — Да, я виновен. Я искренне сожалению о твоей потере, но ты ведь была там, верно, Табити? Я помню мелькнувшую тогда позади меня тень. Решил, мне показалось, но теперь так не думаю. И ты должна была видеть, что я лишь защищал тех, кто мне дорог.

Единственная слеза прокатилась по щеке Табити, но тифонка даже не моргнула.

— А сколько ты знаешь убийц, что действовали только лишь ради убийства как такового? — спросила она.

Никк отвел взгляд.

«Это не делает тебя плохим человеком, Никк», — неожиданно раздался голос Ани в голове, такой родной, такой успокаивающий. Ее рука опять скользнула в его ладонь, и Никк нащупал какой-то шероховатый предмет. Осколок кристалла из ее кулона.

«Как ты его достала?»

Аня мысленно усмехнулась.

«Это тебя волнует сейчас?»

«Нет, меня волнует то, как ты теперь относишься ко мне. Я хотел тебе все рассказать. Но не знал как, прости. Не хотел его убивать, клянусь! Просто… он атаковал тебя своими мыслями. Тебе стало больно, я помню. А потом… все случилось само».

«Знаю. И не считаю тебя убийцей, Никк».

«Но я считаю. Может, ложь, проигранная сотню раз в голове, начинает звучать убедительно, но от этого не становится меньшей ложью».

— Существует теория, что мы встречаем всего три типа людей на своем пути, — продолжала Табити. Схватив Никка за подбородок так, что ее ногти впились ему в кожу, она силой повернула его голову, вынуждая смотреть себе в глаза. — Первые — это зеркальные отражения нас, в ком мы наблюдаем свои достоинства и свои недостатки; вторые — те, кем стать хотим, в них мы видим, в каком направлении двигаться, чтобы быть лучше; и третьи — те, кем мы стать боимся, кто обнажает самые темные, самые гадкие стороны нашей души.

Рука тифонки скользнула ниже, и ее длинные пальцы сомкнулись на горле Никка.

— Я хочу убить тебя, даитьянин, — совершенно спокойно добавила она. — Как думаешь, к какому типу людей в твоей жизни отношусь я? Кем ты считаешь себя сам, после того, что натворил?

Ее рука сильнее сдавила шею Никка, он почувствовал, как кровь пульсирует в горле. Никк хотел что-нибудь сказать, оправдаться, извиниться, но понял, что не может. Чувство паники взяло верх, затмив разум. «Я не готов умирать», — со всей силы он сжал осколок Анниного кулона в ладони.

Вторая половинка кристалла в нагрудном кармане снова обожгла грудь.

Слившаяся воедино в его теле энергия двух половинок захлестнула его. Мысли в голове растворились. Только сила, только контроль. «Я не готов умирать!» Поток невидимой энергии отбросил тифонку в сторону. Та издала сдавленный вдох, когда воздух покинул ее легкие от удара о стену. «Испугалась», — понял Никк по ее лицу. Он и сам испугался, не поняв, как энергия на долю секунды начала контролировать его, а не он ее.

А потом тифонка разозлилась. Оскалилась, точно шакал и достала из-под мантии синий кинжал.

— Лжец! — Табити бросилась на Никка.

Никк не мог использовать кулон Ани снова, в нем не осталось энергии. Защиты больше нет. Он зажмурился, был уже готов ощутить холодное лезвие, вонзившееся под ребра, но… не успел даже подумать об этом.

В коридоре раздался хлопок. Громкий и резкий, как выпущенная в небо ракета. За дверью полыхнул белый дым, и Табити вдруг рухнула на пол, как лишившаяся кукловода тряпичная кукла, и уже не пыталась встать.

Ничего не понимая, Никк вытаращился на упавшую без чувств тифонку. Ее кинжал отлетел вбок, лицо стало беззаботно-спокойным, точно у спящей.

— Никк, — простонала Аня, не то испуганно, не то растерянно за спиной.

Он повернул голову и увидел наконец человека в дверях.

Ева.

Глава 25. Семейные узы

Аня в ступоре вытаращилась на их с Никком спасительницу. В груди что-то екнуло, что-то холодное и одновременно обжигающе горячее.

Нет, нет, только не это, землянка не готова переживать все заново! Верить в искренность материнских чувств, в счастье долгожданной встречи… А потом? Наблюдать, как идеальная иллюзия рушится, как любовь оборачивается ненавистью, а честность обманом? Как сердце разбивается опять на миллионы острых осколков, вонзаясь прямо в душу.

— Даитьяне, — прошептала Ева, стоя в дверях.

«Надо же, какое правдоподобное изумление на лице», — злость захлестнула Аню. Да кто эти тифонцы вообще такие, чтобы играть на ее чувствах? Неужели они действительно считают, что она настолько глупа, чтобы второй раз поверить в этот дешевый трюк?