Где рождаются циклоны

Негры лежат перед своими хижинами. Они не обра­батывают землю, не расчищают зарослей. Те, которых мы видим, даже не удосужились нарубить себе мате­риала, чтобы устроить хижины. Они беспечно гнездятся среди переплетшихся ветвей и листвы. Время от вре­мени они идут сорвать плод хлебного дерева или на­ловить немного рыбы в тине.

По крутой тропинке мы спускаемся вниз, в самую гущу. Там находится хижина больного. Тяжело дышать в этой духоте, под густым сводом зелени. Приходится руками раздвигать лианы, среди листвы ползет змея. Хижина довольно большая, под цинковой крышей. Перед входом сидит, согнувшись, старая негритянка, в лиловом платье, повязанная мадрасским платком. На деревянной скамье, лежит на боку больной, голова его покоится на подушке. Это молодой человек, на вид очень сильного сложения. У него ужасная фистула в прямой кишке. Он показывает свою рану. Мать лечит его „гри-гри“, растительными жирами и разными кол­довскими снадобьями. Она верит в эти средства гораз­до больше, чем в медицинскую науку. Завтра, когда приедет санитарная карета, чтобы отвезти ее сына в госпиталь, она будет рвать на себе волосы и начнет призывать духов.

На обратном пути, я замечаю на некоторых дере­вьях нечто вроде висящих на ветвях мешечков, серо­коричневого цвета.

Это тысячи травяных вшей, которые образуют такие прочные скопления. Проникая в дома, они истачивают мебель в порошок. Короткие сумерки спускаются над зарослями. Мы возвращаемся домой. Доктор рассказы­вает мне:

- Здесь все враждебно человеку; все приносит ему вред; все чудовищно. Начиная с растений, дающих пи­щу, но скрывающих яд в своих корнях, как, например, маниок. Вы засыпаете в лесу и когда вы просыпаетесь, то в двух дюймах от вашего уха находится громадный паук-краб, покрытое волосами громадное насекомое, укус которого смертелен. Солнце — это враг, которого ежеминутно следует остерегаться. После дождя от земли исходят испарения, полные миазмов. Каждое насекомое грозит вам смертью или язвами.

Он говорит вполголоса, как-бы опасаясь вызвать невидимую силу.

- А проказа... красная болезнь! Неизвестно, кого она поражает и кого щадит.

И затем, как-бы говоря сам с собою, продолжает:

- Здесь все поражены лихорадкой, но хуже всего, что к лихорадке привыкают.

Освобожденные.

Мне необходимо возобновить запас моего летнего платья. Мне рекомендуют скромного портного, дядю Симона. Конечно, „освобожденный", добавляет мой со­беседник.

Каторжника, отбывшего срок наказания, выпускают на свободу. Но свобода эта весьма относительная, так как он должен оставаться в колонии еще столько же времени, сколько пробыл на каторге. Это называется "удваиванием". Таким образом, человек, приговоренный к десяти годам каторги, фактически остается в этик дальних краях двадцать лет. Привезенный сюда, двад­цатилетний молодой человек искупит свою вину только после долгих лет горя и страданий. Он может быть возвратится, но возвратится стариком.

Двадцать лет в колонии, из коих десять принуди­тельных работ и десять на положении парии, оконча­тельно губят человека, даже если предположить, что совершенно неправдоподобно, что его пощадили над­зиратели, хищные звери, змеи, лихорадка и проказа.

Закон предусматривает, что по отбытии срока на­казания, освобожденный, но вынужденный не покидать колонию каторжник, может получить разрешение на за­нятие каким-нибудь ремеслом, однако, лишь под усло­вием проживания не ближе пятнадцати километров от какого-бы то ни было населенного места. Между тем, в трехстах метрах от Кайенны и в десяти метрах от крайней хижины деревни начинаются джунгли.

Таким образом, каторга выбрасывает бывшего каторж­ника, без каких бы то ни было орудий, и очевидно без оружия, истощенного годами труда под тропическим солнцем, прямо в девственный лес.

Но обычай смягчил варварство законодателя.

Смотрят сквозь пальцы, когда освобожденный добы­вает себе кусок хлеба в каком-нибудь местечке или даже в городе. Очень многие из них делаются ювели­рами, столярами, садовниками, портными, слесарями. Впрочем, без них оказались бы в весьма затруднитель­ном положении. Уж, во всяком случае, не негры при­нялись бы за работу.

Но освобожденный настоящий пария. Его всегда мож­но узнать, хотя он уже и не носит бумажной куртки и остроконечной шляпы. Бывают и такие, которые занимаются разными спекуляциями; их прошлое скоро забывается... если, конечно, им повезет.

Но многие не находят работы; они бродят, как без­домные собаки, под надзором полиции. Каторга сле­дит за ними; при малейшем намеке на возмущение они будут схвачены. Освобожденные соглашаются ра­ботать за очень дешевую цену. Этим пользуются чи­новники.

Я знаю одного, который служит садовником. Он отпустил себе усы. Он всегда очень вежливо кланяется, но в нем нет никакого подобострастия. Его зовут Пьер. Он всегда молчит.

Здесь существует правило, никогда не подавать ру­ки белому, с которым вас не познакомили.