Где-то там гиппопотам

– Еще как искала. Мне достались все ее украшения. Немного. Ничего особо ценного. Ничего голубого. По правде говоря, я никогда не увлекалась драгоценностями. Люди и животные – вот что меня по-настоящему интересовало.

– А что, если Монтгомери нашел камень и забрал с собой?

Она удивилась.

– Знаешь, мне это даже в голову не приходило.

Бен глубоко вздохнул. Если говорить, то сейчас.

– У папы был голубой камень. Папа умер, но оставил камень мне. Вы встречались, когда я был совсем маленьким. Я помню, потому что папа брал меня с собой. Мы с вами тоже встречались.

Констанция смертельно побледнела.

– Как тебя зовут? – спросила она еле слышно.

– Бен, – он вспомнил о маме и добавил: – Бен Мейкпис. У меня мамина фамилия.

Констанция застыла с раскрытым ртом. Теперь уже она не могла вымолвить ни слова.

Бен откусил огромный кусок хлеба с медом, и тут что-то случилось. Его бросило в дрожь. Заложило уши, заныли зубы. Надвигалось что-то страшное. Бен подумал, что ему просто кажется, но тут Констанция Гарнер-Ги вскочила на ноги. Яркая вспышка. Оглушительный треск. Задребезжали оконные стекла.

– Это не просто гроза, – воскликнула Констанция.

По комнате растекся мерзкий запах – пахло одновременно озоном, серой и еще чем-то клейким. До нее наконец дошло. Она испытующе посмотрела на мальчика.

– Ты был в комнате с бутылками. Ты открыл серебряную бутылку и выпустил ведьму?

Бен кивнул. Поздно было притворяться. Воздух вокруг дрожал и пульсировал, словно кто-то водил мокрым пальцем по стеклу. Звук нарастал и нарастал. Стеклянное яблоко с треском раскололось ровно посередине. Две половинки лежали на каминной полке и тихо покачивались.

Шум стих, но и тишина таила угрозу. Бен попробовал соединить половинки яблока. Глупо, конечно, но вдруг удастся хоть что-то исправить.

– Брось, – сказала Констанция. – Посуда бьется к счастью.

– А вы сказали, что не верите в чудеса.

– Я просто приучила себя не верить.

– Необходимо признать, что помощь возможна, прежде чем от нее будет реальная польза, – вмешался иглобрюх.

Констанция подняла глаза кверху. На лице – странная смесь страха и радости. Бен понял: она слышит иглобрюха.

– Я приму любую помощь, лишь бы не было слишком поздно, – горячо воскликнула старушка.

Она пересекла комнату, распахнула дверь, и они увидели, что творится во внутреннем дворике. Повсюду клубился дым, а может, туман, воздух был влажен, словно в музей проникла туча. Из тумана доносился гул, он становился все громче, в центре стал вырисовываться черный крутящийся рой возбужденных пчел.

– Вот это проблема так проблема, – заметила Констанция. – Хотелось бы найти логическое объяснение происходящему, но, боюсь, его просто нет.

– Только взрослый может хоть на минуту подумать, что тут обошлось без магии, – снисходительно заявил иглобрюх, раскачивая цепь.

Бен хотел подать Констанции оставленную возле камина трость, но иглобрюх его остановил:

– Не надо. Если понадобится, она вернется и найдет палку сама.

Глава 21. Туман

На раздумья не было времени. Взгляд Констанции прожигал насквозь.

– Ты немедленно отправляешься домой. И не спорь. Я должна знать, что ты в безопасности. Не понимаю, с чего пчелам вздумалось роиться, вообще не понимаю, что происходит, – но они ведут себя гораздо спокойнее, если рядом нет чужих. Мы сейчас спустимся по лестнице, ты выйдешь через заднюю дверь, а я разберусь с пчелами и… со всем остальным. Мы скоро снова встретимся, обещаю. Нам о многом надо поговорить. И, Бен, – она положила руку мальчику на плечо, ее глаза сияли, – я так тебе рада. Это все меняет. Приходи завтра. И маму приводи, если получится. Обещай, что придешь.

– Обещаю. А где эта задняя дверь? Я даже не знал, что она вообще есть.

– Под галереей, справа от лестницы, за жирафами. Иди тихонько, потому что…

Ее голос прервался. Пчелы ринулись к ним, окружили черной беспорядочной волной. Для Бена это было слишком. Он рванулся прочь, закрывая лицо руками, в панике натыкаясь на стеклянные витрины. Сейчас ужалят, конечно, ужалят, зажалят до смерти!

Шум и суматоха не прекращались, но Бен ощущал только влажный ветерок, обдувающий щеки. Лишь одна пчела столкнулась с ним, да и то не ужалила, а полетела дальше, к Констанции. Казалось, пчелы поглотили ее, покрыли, словно вторая кожа. Бен ужаснулся. Как она может спокойно стоять, когда пчелы по ней ползают? Даже по волосам. Он хотел закричать, броситься к ней на помощь, сделать хоть что-нибудь – но крик замер у него на губах. Констанция улыбалась.

– Видишь, от пчел нет вреда.

Да, Бен видел. Ее щеки порозовели, она выглядела счастливой. До него дошло: пчелы прилетели, чтобы позвать ее на помощь. И она ужасно рада, что в силах помочь.

– Пчелы знают тебя, Бен. Понимают – ты член семьи. Не бойся! Пчелиный рой меня слушается.

– Зачем только я открыл бутылку, – заныл Бен, уже не зная, что страшнее – пчелы или туман.

– Да… наверно, это из-за бутылки. Ведьма там или не ведьма, что бы там ни было, оно провело в бутылке много лет и стало частью музея.