Где-то там гиппопотам

Сначала он никак не мог разглядеть ведьму в одеянии, сотканном из паутины, – такая она была крошечная. Она почти сливалась с туманом. Но ее выдавали огненно-рыжие пряди, торчащие во все стороны ржавыми пружинками. Когда она пролетала мимо, в воздухе проблескивало еще и что-то зеленоватое – это зеленый жук-красавец, которого оседлала ведьма, беспокойно нарезал по комнате круги. В полете ведьма слегка дымилась – из ее ноздрей и ушей шел пар, источник тумана.

Констанция снова попыталась ее урезонить:

– Никто из нашего семейства вас не ловил и в бутылку не заточал. Дядюшка Монтгомери купил уже запечатанную бутылочку. У другого коллекционера.

– А как бы вам самой понравилось быть коллекционным экспонатом? – тоненьким, пронзительным голоском – точно нож по стеклу – продолжала возмущаться ведьма.

– Совсем бы не понравилось, но это же было так давно!

– Уж я-то точно знаю, как давно. Все это время, до последней секундочки, я просидела в вашей треклятой бутылке.

– Мне очень жаль, просто невероятно жаль, но никто же не знал, что вы там сидите. Никто не знал. Никто вам зла не хотел, и меньше всех – дядюшка Монтгомери.

– Это уж мне решать.

– Но это истинная правда. Он начал собирать диковинки, потому что решил, что собирать диких животных – жестоко. Серебряная бутылочка была частью его коллекции. Я помню, как она появилась. Я была совсем ребенком и очень испугалась. Но дядюшка заверил, что бояться нечего – бутылка-то пустая.

– Врете с три короба. Он сам сделал надпись на этикетке.

– Да, он сделал надпись на этикетке, но он просто повторил то, что услышал от кого-то другого. Его занимали диковинки и суеверия. И он думал, что посетителям тоже будет интересно.

– Так я просто диковинка! – не унималась ведьма. – А вы ни в чем не виноваты? Держали меня в бутылке целую вечность, лишили меня молодости и красоты. Сами-то не хотите посидеть в бутылке?

– Конечно, нет, – торопливо ответила Констанция. – Жаль, что я ничего не сделала раньше. Я всегда побаивалась этой бутылки, вот и держалась от нее подальше. Я уже говорила, мне жаль, что все так получилось. Но, ради всего святого, теперь вы свободны – чего же еще вы от нас хотите?

Повисло молчание, которое прервал ответ ведьмы. Она прошипела, как разгневанная кошка:

– Ничто святое меня больше не интересует. Проведя девяносто лет в бутылке…

– Но этот мальчик… Вы же его должница. Он вас выпустил. Подумайте о нем, прежде чем натворите еще больше страшных дел. Он…

– Я лучше подумаю о мести, – голос ведьмы сочился ядом.

Она подняла руки, растопырила пальцы и зависла над Констанцией, словно собираясь наложить на нее заклятие.

Хоть храбрости у Бена было не больше, чем у ломтика сыра в мышеловке, он понимал, что пришла пора действовать. Он откупорил бутылку, шагнул в комнату и произнес:

– На случай, если вам захочется обратно в бутылку. (Только он понятия не имел, как заставить ее это сделать.)

– Бен, я же велела тебе идти домой, – ахнула Констанция, а гиппопотам в тревоге даже притопнул ногой. Но Бен смотрел только на бутылку, с каждым мгновением она становилась все горячей и горячей. Она даже чуть-чуть толкалась у него в руке – так вибрирует включенный пылесос. Мальчик чувствовал неодолимую силу волшебства – бутылка притягивала ведьму, тащила за волосы, покалывала иголочками кожу.

Ведьма страшно перепугалась. Бен тоже был в полном ужасе. Зачем ему эта магия, особенная такая, которая опасна для всех живых существ – даже для ведьм. В данном случае Бен был немножечко на стороне ведьмы – она явно имела право сердиться.

Но беспокоиться было не о чем, ничего ужасного бутылка не сделала. Как только стало ясно, что прямая угроза миновала, ведьма противно захихикала:

– Тут еще нужно заклинание, и его ты, конечно, не знаешь. Я тебе, мальчик, ничего дурного не желаю, но обратно в эту бутылку ты меня не загонишь.

Сидя на спине у жука, она наклонилась к Бену и безо всякого предупреждения щелкнула пальцами обеих рук. И туман вокруг стал изменяться.

Он уплотнился, собрался в непроницаемую стену, словно сделанную из теплого снега. Запах тоже усилился, кислая липкая вонь стала совершенно непереносимой, и у Бена даже закружилась голова.

– Держись, – заухал Флам, – она пытается отрезать нас от Констанции.

Сыч был прав, теперь они даже не слышали голоса хозяйки музея.

– Мне надо до нее добраться, – застонал мальчик. Но его словно не пускала какая-то сила.

– Сложи ладони, словно роешь нору, – землеройка показала нужное движение лапками. Бен засунул бутылку в карман, чтобы освободить руки, потом сложил их, как посоветовала землеройка. Теперь у него получалось медленно продвигаться сквозь туман.

Но ведьма, увы, заметила их приближение. Она снова щелкнула пальцами, и туман стал уплотняться еще больше. Скоро он уже был как сладкая вата, отдельные нити обволакивали их гигантской паутиной, связывали Бену руки, чтобы он больше не мог рыть туман. У него только еле-еле получалось перебирать ногами, но все-таки он старался двигаться, потому что боялся, что их скоро совсем спеленает туманной паутиной.