Где ты, бабье лето?

А молоко вдруг начало убывать. Пастбища все подмели, вытолкли — хоть не выгоняй больше: ходят-ходят коровы по вытоптанному и являются в стойла голодные. В этих местах и прежде выпасов не хватало, гоняли по лесам, к осени скот так прочищал лес — леса-то светились: и траву, и мелкий сухостой подравняет. Но стада были не столь велики и более приметны: та белая, эта рыжая, а та с полумесяцем на боку.

И подкормку дожди не давали косить. Трактора грузли в глубоко просыревшей земле, выбивали колеи, вязли, ломались. Однако звук комбайна, добывающего зеленку, устойчиво висел над полями.

У Холстов со стороны Сапунова брали подкормку для Редькинской и Сапуновской ферм. Большое пологое взгорье, засеяно тимофеевкой и овсяницей, подернуто розоватым дымком метелок. Зажирели травы. Надо бы пораньше скосить.

Когда Зимина подкатила, на поле стояли две пустые тележки и два «Беларуся» — Юрия Леднева и Петра Рыжухина. Дожидались, пока Саша Суворов и его «ящер» управятся с раздатчиком, накачают его травой.

«Ящер», длинношеее чудище — силосорезка Кировского завода, попросту «Кир». Из пасти его зеленым дымом, рваной летучей лентой вырывалась рубленая травяная каша. Изрыгал он ее на прицепленную тележку или сразу в новехонький кормораздатчик — старый вдрызг разболтался, изработался на этих полях, спасибо Константину Ивановичу, пожалел Зимину, из первой прибывшей партии выделил. Громадная фура с высоченными рефлеными бортами, снабженная транспортером и тьмой шестеренок, — машина сложная, капризная, но очень нужная: притащит доходяга «Беларусь» кормораздатчик на ферму, заработает он всеми винтами, и в прорези-окошки пойдет сыпаться на обе стороны в кормушки трава. Это не то что тележка — привезут, свалят у ворот — и таскайте доярки. Хорош раздатчик, но быстро ломается, не приспособлен к местным землям — в такую мокреть и трактора по вырытым колеям колдыбают, а уж о раздатчике говорить не приходится.

Раздатчик огромен, как ни тянет шею «ящер», не достает до другого конца, зеленка вспухает горой до самого зева, приходится останавливаться, разравнивать. Рабочий от министерства, с «предприятия», как здесь говорили, высокий литой мужчина, взбирался на раздатчик, махал вилами с остервенением, зеленые клочья летели на землю.

Леднев и Рыжухин по очереди помогали рабочему. Юрия выгодно облегала новая шерстяная рубашка. Значит, «все путем», как говорил Борис Николаевич. Остроносый худой Рыжухин, со светлыми легкими волосами, по-девичьи спадавшими на уши, ежился в клетчатой рубашонке с короткими рукавами. Рабочий «с предприятия», затянут был в джинсы и тесную куртку. Красивое лепное лицо смотрело независимо. Зимина невольно одернула жакет, подобралась. Но он отвернулся, облокотясь на вилы.

— Что же это, молодой человек, вилами машете так, что через край летит?

— А меня прострелило, хорошо, если дотяну до обеда. — Он без особой приязни обернул к ней литую голову. Пот катил с него градом.

— Все равно осторожнее надо. А вы, ребятки, смотрите. Так разбросать можно сколько угодно — вон, дорожки натрясли.

— А ухабы-то, — возразил Рыжухин. — По этим колдобинам растрясешь.

— Подобрать можно бы — человека два бы сюда, — заметил Леднев.

— А кому это нужно? — фыркнул рабочий.

— Да тут, гляди, корова пять дней прокормится, — уперся Леднев, и Зимина вспомнила, как говорил он на новоселье, — не такой уж тюлень или, как там, теленок.

— Что ж вы базарите? — ухмыльнулся рабочий.

Рыжухин взвился:

— А на «Кире» не уследишь, когда звать разравнивать!

— То-то и дело, что надо следить, — лениво насмехался рабочий.

— Что мы простаиваем, Ольга Дмитриевна? — заводился Рыжухин. — Стоим-стоим, потом будут спрашивать коэффициент трудового участия. И дело не наше. Мы по зерну. Гоняют-гоняют…

— Машин не хватает, Петро. И людей. И дожди…

— А ты пока подбери, чего натрясли, — семь рублей свои оправдаешь, — съехидничал рабочий.

Зимина поняла, что они уже обсуждали заработки, систему оплаты. Городские, замечала, часто сеяли разного рода сомнения.

— А семь рублей — не заработок? — спросила она.

— На таких машинах? — рабочий выбил штырь из крепления раздатчика к «ящеру». Мы что, не знаем, как делается? Зовут экономиста, считают работу хорошего мастера, выработку на хорошем поле да в хорошую погоду — и пожалте, рубля четыре-пять выходит. Ну, накинут рублик-второй. Да на такое поле, да на таких машинах и десяти рублей мало!

— Летом рабочий день десять часов и заработок больше.

Он взглянул на нее, ничего не сказал.

«Закрыть бы совсем несколько предприятий в Москве хоть на месячишко, чтобы успеть заготовить корма скоту, который их кормит, — пусть бы поработали на земле, откуда удрали, — сердито думала Зимина. — Возни с их рабочими! Жилье обеспечь, кормежку обеспечь, и почему-то всякий раз срочно, не вовремя требуются заработанные рубли — вынь да положь, — то уезжают внепланово, то что-то случается. Оттого, может, кажется так, что много их? Много, а все равно недостаточно. Нет людей. Нету! Ну что вот, стоят два трактора, тележки простаивают, а Суворов один бьется с „Киром“…»