GEDENKBUCH. Книга памяти немцев-трудармейцев

Сегодня, через много, много лет, часто спрашиваешь себя: как вообще еще могли существовать такие деревеньки? На пару деревушек имелась лишь одна маленькая школа, ни книг, ни радио, мало хлеба, убогая одежда. Короче, недоставало всего и всюду. Лишь то, что они выращивали на своих огородах, - картошка, капуста, свекла и т. п. - как-то обеспечивало их скудное существование. Думаю, виной тому была не только война, имелось, видимо, и достаточно других причин, корни которых нужно искать в начале 30-х годов.

Долгими зимними вечерами я частенько заглядывал к пожилой супружеской паре, к дяде Яше и его жене, имя которой я, к сожалению, забыл. Их подворье выделялось среди всех остальных в деревеньке своей относительной ухоженностью. Дядя Яша интересовался газетами и книгами и всегда был в курсе положения на фронте.

В их браке было три сына, всех троих мобилизовали, когда началась война, и все трое пали в жестокой схватке с германским фашизмом. Я мог понять горе двух стариков, а сегодня, с высоты прожитых лет, мне еще понятней их тогдашние сердечные муки. Потерять на войне с ненавистным врагом трех сыновей - это неизмеримое несчастье, и все в деревеньке, не исключая и нас, сочувствовали им.

Но что обратило на себя наше внимание: ни разу дядя Яша не сказал грубого слова о немецком народе, о немецкой нации. К нам, немцам-трудармейцам, эти супруги относились добросердечно и с готовностью помочь. Очевидно, они понимали разницу между немецким народом и германским фашизмом. Что касается меня, то я практически стал у них завсегдатаем. Это произошло так. Старушка однажды постучала в окно, когда я проходил мимо. Я взглянул и увидел, что она машет мне рукой, чтобы я зашел. Я нерешительно вошел и поздоровался тоже робко. Она усадила меня и сказала, что видит некоторое сходство между мной и ее младшеньким, она наблюдала за мной и смогла в этом убедиться. «Заходи к нам почаще, дядя Яша наверняка будет рад», - сказала эта добрая мать и поставила мне на стол чашку чая и немного сухарей. На прощание я пообещал ей при случае зайти опять.

Темой моих бесед с дядей Яшей чаще всего была война. В ту зиму в каждой сводке Совинформбюро все отчетливей звучало, что дни фашистской Германии сочтены. Помню, как весной неожиданно пришло известие о смерти тогдашнего президента США Франклина Рузвельта. Дядя Яша тотчас заметил, что смерть этого человека может пробить большую брешь между нами и нашими союзниками. Как мы затем смогли убедиться, старик был прав.

Новый 1945-й год застал нас в Сартаково. По сравнению с условиями в нашем лагере, пусть нам в нем - опять же сравнительно с другими лагерями - дышалось полегче, здесь было лучше уже потому, что мы почти кожей могли чувствовать свободу. Общение с простыми честными людьми, взаимная помощь, беседы - все это сблизило нас и убедило в том, что многие видят в нас, немцах, не пособников Гитлера, а точно таких же советских людей, как они сами. И эта наша убежденность помогала нам сохранять достоинство.

Перед праздниками человек, как известно, тоскует о своем собственном очаге, как бы хорошо ему ни было на чужбине. В его душе пробуждаются столь сладкие воспоминания, что он прямо-таки физически ощущает, как сильно его тянет домой, к близким. Так было с нами во все годы трудармии. Новый 1945-й год не составил при этом исключения. В глазах у каждого из нас можно было прочесть его тоску и его страдания, об этом также говорилось вновь и вновь. Эти чувства подогревались и предстоящим окончанием войны: все понимали, что проклятый Гитлер находится при последнем издыхании. Конец войны каждый из нас связывал с концом несправедливости, которую нам пришлось столь тяжко испытать в военные годы. Это удваивало нашу тоску по своим близким, по своему дому.

Подобные чувства испытывал и я. В моей тоске и моих мечтаниях у меня даже появилось безумное желание стихосложения. Кто же не знает, что в годы юности каждый мнит себя поэтом! Так я излил на лист бумаги довольно длинные вирши. С трудом верится, но этот листок пережил время, и я позволю себе вплести здесь три строфы из тогдашнего новогоднего поздравления моим товарищам по несчастью:

Кругом издевки, оскорбленья,

Управы нет и на детей.

За что лишили нас доверья И травят псами как зверей?

Мы все в неведеньи о женах.

Тревожно нам за матерей.

В округе только бор и зона,

Помочь любимым нет путей.

Хотя познали мы невзгоды,

Но все ж растопит солнце лед,

И мы увидим зелень всходов.

Не вешать нос под Новый год!

Кто из нас мог бы только представить тогда, когда конец войны был на пороге, что наша земля будет лежать пустошью еще многие десятилетия и что нам, советским немцам, в конце XX века придется доказывать свое право на кусочек поволжской степи, где стояли наши колыбели!