Гелимадоэ

Увы, Дора не давала мне ни малейшего повода думать, что мой сердечный пыл поощряется ею, В противовес трем старшим дочерям доктора, принимавшим меня с необычайным дружелюбием, Дора, словно наперекор моему страстному влечению и смиренному обожанию, не хотела даже замечать моих наивных попыток завязать с ней разговор. Напрасно я делал круги около нее, когда она жала траву в палисаднике, напрасно тащился следом за ней в конюшню, когда она шла поить лошадь. На мои несмелые вопросы она либо отвечала односложно, либо не отвечала вовсе, а кончив работу, удалялась, не удостоив меня ни единым ласковым взглядом, храня на лице выражение жестокой издевки. Я изо всех сил старался заслужить ее благосклонность. Забегал вперед и распахивал перед ней дверь, когда она выносила полное ведро помоев или отправлялась в погреб за углем; всегда был начеку, готовый достать закатившийся клубок или подать иную вещь, которая ей вдруг понадобилась. Она все принимала, как должное, как услуги, которые положено оказывать даме; в лучшем случае поблагодарит мимоходом, но никогда не улыбнется, не проявит ни малейшего внимания. Чаще всего она сердито бранила меня и почти откровенно презирала. По всей видимости, мое настойчивое стремление понравиться крайне раздражало ее. На меня это действовало фатально. У меня портилось настроение, я ходил, повесив нос, а вернувшись домой, бывал неразговорчив и угрюм. И все же, спеша на очередной осмотр, я не оставлял надежд.

Видеть Дору было для меня тем же, чем для истомленного жаждой путника — глоток воды. Она отказывала мне в своем обществе так жестоко, что я готов был плакать. Напротив, общества Гелены я вовсе не искал, а оно предлагалось мне в дозах бо́льших, нежели я мог вынести. Гелена, не выбиравшая слов, во все вкладывавшая безрассудную горячность, была непредсказуема, как внезапно налетевший вихрь. Она первая стала обращаться ко мне на «ты», чем я, признаюсь, отнюдь не гордился. По временам ее привязанность была мне просто в тягость. А Гелена выражала свои чувства при всяком удобном случае: завидев меня на улице, уже издалека махала своими руками-граблями, окликала с другого конца площади, а потом ласково похлопывала по спине. Ей было решительно все равно, с кем я шел, — с отцом ли, с товарищами или со своей чопорной матерью. Мальчишки смеялись надо мной. Мать сердито хмурилась. Я стыдился Гелены, ведь она была старой и уродливой! Бывало, подкрадется незаметно сзади и закроет мне глаза руками, требуя отгадать, кто это. Разумеется, я угадывал всегда! Если я попадался ей на дороге, когда она шла покупать продукты, она вцеплялась в меня, таскала за собой из лавки в лавку и, как я ни упирался, не отпускала до тех пор, пока не запихнет мне в рот большую конфету или еще какое-нибудь лакомство.

С Геленой было невозможно дотолковаться. При всем внимании ко мне, она никогда не вникала в смысл того, что я ей говорю. Поток ее слов оглушал собеседника. Никакие доводы на нее не действовали — она была дико упряма и не желала считаться ни с чьим мнением. Последнее слово всегда должно было оставаться за ней, всегда она была права. В крайней своей ограниченности Гелена яро отвергала все без изъятия, что не одобрялось их домашним уставом. Будучи по натуре добросердечной, она в равной мере умела жестоко и беспощадно ненавидеть. Ее сварливость злила меня, бестактность коробила.

Мария, чей болезненный вид вызывал у меня какие-то смутные чувства, одна изо всех в ту пору обращалась со мной уважительно, не считая нашей старой Гаты. Она одобряла любой мой поступок, поддерживала меня в любых обстоятельствах и всегда относилась ко мне с редкой деликатностью и невероятной преданностью. Она не могла не замечать, что я избегаю ее нежностей и невпопад отвечаю на ее участливые вопросы, принимала эти мелкие обиды с трогательным смирением и всегда оставалась моей верной покровительницей в случае малейших трений, возникавших у меня в доме Ганзелина, оберегая — как же мало я был ей за это признателен! — от взрывов ярости капризной, бессердечной Доры. Да, Мария видится теперь мне ангелом-хранителем моих отроческих лет. Она действительно была им, и ныне я в душе своей прошу у нее прощения за всю ту неблагодарность, которой платил за ее доброту. К сожалению, человек не может повернуть и двинуться назад по пройденному жизненному пути, чтобы исправить причиненное людям зло. Да вряд ли мы и способны раскаяться в той мере, как нам надлежало бы.

Мария любила аккуратность и была безмерно заботлива. Оторванная пуговица на пальто, отставшая подкладка, ушибленное колено — все это становилось для нее отличным предлогом хоть как-то услужить мне, попытаться завоевать мое сердце. В противоположность ей Лида, которая, как я вскоре убедился, была не менее доброй, в отношениях со мной ни разу не вышла за рамки своей сдержанности.