Ген. Очень личная история

Единственным ученым, вызывавшим у этой парочки невольное благоговение, был химик Лайнус Полинг – звезда Калтеха. Недавно Полинг заявил, что разгадал важную загадку, касающуюся структуры белков. Белки состоят из цепочек аминокислот. Цепочки сворачиваются в трехмерном пространстве, формируя «подструктуры», которые затем складываются в структуры побольше (представьте цепочку, которая закручивается в пружину, а пружина сворачивается в сферическую, глобулярную структуру). Работая с кристаллами, Полинг обнаружил, что у белков часто встречается общая, архетипичная «подструктура» – одинарная спираль, похожая на пружину. Полинг артистично, словно фокусник, достающий молекулярного кролика из шляпы, презентовал эту модель на собрании в Калтехе: она до конца выступления скрывалась за занавесом, а потом – вуаля! – предстала перед потрясенной аплодирующей аудиторией. А потом пошел слух, что Полинг переключил внимание с белков на структуру ДНК. За 8 тысяч километров, в Кембридже, Уотсон и Крик чуть ли не физически ощущали, как Полинг дышит им в затылки.

Знаковая статья Полинга о спиральной структуре белка вышла в апреле 1951 года[480]. Щедро украшенная уравнениями и цифрами, она нагоняла страх даже на экспертов. Но Крик, знавший математические формулы не хуже прочих, решил, что алгеброй Полинг просто напустил тумана, за которым спрятал суть методики. Он поделился с Уотсоном, что свою модель Полинг на самом деле получил «опираясь больше на здравый смысл[481], чем на сложные математические выкладки»[482]. Настоящая магия заключалась в воображении. «В своих рассуждениях он иногда оперировал уравнениями, но и тут в большинстве случаев можно было бы обойтись словами. <…> Альфа-спираль была открыта не с помощью простого созерцания рентгенограмм; главный фокус состоял в том, чтобы задать себе вопрос: какие атомы предпочитают соседствовать друг с другом? Основными рабочими инструментами были не бумага и карандаш, а набор молекулярных моделей, на первый взгляд напоминающих детские игрушки»[483].

И здесь Уотсон и Крик совершили свой самый интуитивный научный скачок. Что, если структуру ДНК можно разгадать с помощью тех же «фокусов», которые освоил Полинг? Рентгенограммы, конечно, полезны, но пытаться определить структуру биологических молекул экспериментальными методами – это трудоемко до абсурда – «как пытаться понять устройство пианино по звукам[484], которое оно издает, падая с лестницы». А вдруг структура ДНК так проста, так элегантна, что ее модель можно вывести из соображений «здравого смысла»? Вдруг ее можно собрать прямо из подручных средств – скажем, палочек?

В 80 километрах от Уотсона и Крика, в лондонском Королевском колледже, Розалинд Франклин мало интересовалась сборкой игрушечных моделей. Прицельно взявшись за экспериментальные исследования, она делала рентгенограммы ДНК одну за другой – и с каждым разом получалось все четче. Франклин рассуждала так: ответ дадут снимки, и не нужно никаких гаданий; только экспериментальные данные могут быть основой для моделей[485]. «Влажная» кристаллическая форма ДНК казалась менее заковыристой, чем «сухая». Но когда Уилкинс предложил Франклин совместно поработать над расшифровкой структуры «влажной» формы, она отказалась. Для нее сотрудничество было тонко замаскированной капитуляцией. Вскоре Рэндалл был вынужден вмешаться и официально разделить их – так разводят по разным комнатам поссорившихся детей. Уилкинс должен был продолжить работу с «влажной» формой, а Франклин – сосредоточиться на «сухой».

Это разделение мешало им обоим. Образцы ДНК, которые готовил Уилкинс, были плохого качества и не позволяли получить четкие снимки. У Франклин были рентгенограммы, но ей было сложно трактовать их. (Тем не менее однажды она огрызнулась на Уилкинса: «Как вы смеете объяснять мне мои же данные?»[486]) Хоть эти двое и работали максимум в нескольких десятках метров друг от друга, с тем же успехом они могли находиться на разных, враждующих континентах.

21 ноября 1951 года Франклин делала в их колледже доклад. Уилкинс пригласил Уотсона его послушать. Погода испортилась; серый полдень тонул в густом, как суп, лондонском тумане. Доклад проходил в старом сыром лекционном зале, погребенном в недрах колледжа; он сильно напоминал тоскливую каморку счетовода из романа Диккенса. Слушателей было человек пятнадцать, и среди них – Уотсон, «тощий и неловкий, <…> смотрел, вытаращив глаза и ничего не записывая».