– Полиция уже здесь. Тебя будет допрашивать сам генерал Кьясавцев. – Анатоль наконец схватил его за воротник халата и поставил на ноги. По нежному шелку пошла огромная рваная трещина.
– Отпустите меня, пожалуйста, – вдруг жалобно, по-щенячьи заскулил хахаль. – Клянусь, я в ваш дом никогда больше не приду. Я не люблю вашу жену. Я с ней от скуки… так, убиваю время…
Рассвирепевший Анатоль вдруг побледнел и обмяк. Он разочарованно швырнул в угол Павлика.
«Разве это битва за жену? – мелькнуло в голове. – С Батутовной из-за утки и то горячее баттлы».
– Да пошли вы, – сказал он вслух. – Убийцы времени…
Развернулся, вышел на лестничную клетку и ударил дверью что есть мочи. Дубовый косяк хрустнул, ключи выпали из замочной скважины. Он наклонился, попытался поднять их, но не смог – что-то загорелось за грудиной. Мимо по пролету бежал мальчишка-сосед.
– Дядь Толь, с вами все хорошо?
– Подай мне ключи, сынок, и подойди через десять минут. Если я буду еще здесь – вызови «Скорую».
Но через десять минут Анатоля уже не было. Мысль о том, что жена с любовником застанут его, умирающего под дверью, придала сил.
Генерал коряво встал на коленки, медленно поднялся, держась за перила, и вызвал лифт. Он знал, куда идти. В его окружении был человек, к которому можно было приползти в любом состоянии. И убедиться, что жизнь, как ни странно, продолжается.
Глава 17
Абрам Ильич
Абрам Ильич Аранович работал ухо-горло-носом в частной клинике. Прием его стоил баснословных денег. И запись на ближайшие три месяца не представлялась возможной. Пациентами Ильича, как ни странно, были не нувориши, а люди, которых он лечил десятилетиями, будучи еще участковым лором в самом ханыжном районе города – Советском. Разъехавшись по столицам и заграницам, бывшие клиенты стягивались к нему всякий раз, когда тело показывало разуму большой фак и наотрез отказывалось служить хозяину. Причем не только в пространстве от уха до носа, а на гораздо более обширных промежутках. И не то чтобы у старого еврея были бескрайние познания в медицине. Просто Аранович обладал каким-то чудотворным, терапевтическим воздействием, суть которого заключалась в том, что ему всегда было хуже, чем пациенту.
Если Абраму Ильичу приводили ребенка с пробкой в ухе, он показывал ему свой заросший густыми волосами слуховой проход и говорил, что никогда не слышал, о чем просила мама, пока не получал хорошего пинка. Когда Арановичу жаловались на боли в коленях, он высоко задирал широкую штанину брюк и демонстрировал титановый протез, походивший на конечность киборга. На проблемы со зрением он вытаскивал свой стеклянный глаз, который выдувал для него известный в поволжской офтальмологии 80-летний инвалид Беня Белый. И людям становилось легче. Они даже не смотрели, что прописывал Абрам Ильич своим инопланетным почерком – возможно, в его каракулях не было названия ни одного лекарства, а лишь чистая абракадабра, – но пациенты реально шли на поправку.
Генерал набрал телефон Арановича.
– У аппарата, – странным голосом ответил доктор.
– Это Красавцев, жизненно важно к вам попасть прямо сегодня.
– Толик, дорогой, приезжай, – голос старого еврея дрожал, – если не найдешь меня в кабинете, осведомись у девочек в регистратуре.
Анатоль взял такси и приехал в дорогую клинику, отделанную кафелем и витражами. На ресепшен – то место, которое Ильич по старинке называл регистратурой, – было какое-то нервное оживление.
Красавцев решительно прошел мимо и остановился возле толпы, ожидающей стеклянный лифт. Лифт этот, нереальной красоты, входил в пятерку чудес света С-кой губернии, по версии глянцевого журнала «Волжский лидер», и был сконструирован как граненый стакан Веры Мухиной [10]
. Правда, Анатолю он больше напоминал гроб Спящей красавицы.Так или иначе, чудо наконец приземлилось, распахнуло двери, изрыгнуло из себя плотно утрамбованных пассажиров и заглотило в свое чрево очередной человеческий материал. Путь до девятого этажа длился долго и скачкообразно, и генерал успел рассмотреть родной город, празднично подвязанный синей ленточкой Волги.
У кабинета номер 903 была огромная очередь, не свойственная заведениям такого уровня. Красавцев, не смотря никому в глаза, направился к двери и резко рванул ее на себя. Помещение пустовало.
– Че, умник, утерся! – выкрикнул из очереди облезлый дед. – Думал, так бы тебя и пропустили вперед, если б дохтур был на месте?
– А что с ним? – растерялся генерал.
– Током его убило, – крякнул дед.
– Типун тебе на язык, – выскочила вперед какая-то тетка, – не убило, а прибило немножко.
– Прибило немножко, эт если бы он из крови и плоти был сделан, – стоял на своем дед, – а поскольку в нем этот – как его…
– Кардиостимулятор с дефибриллятором… – чуть ли не хором подсказала очередь.
– …Кароч, вот эта самая хрень была вшита в сердце, первый агрегат от разряда тока остановился, а второй тааак херакнул его по миокарду, что Абрам Ильич наш вылетел из кабинета и распластался прямо в коридоре.
– Да лаадно! – Красавцев не верил своим ушам.
– Чесслово, – зашипела очередь, – так оно и было. Сами видели.