Ген Рафаила

– И где он сейчас?

– Уволокли куда-то, может, в отделение для сердечников… – предположил дед.

– А вы чего не расходитесь? – изумился Анатоль.

– Дык щас он вернется, – заверила тетка, – Ильич же ж у нас неубиваемый!

Генерал снова кинулся в набитый битком лифт и был выплюнут на третьем этаже – в кардиологии.

– Как найти Арановича? – спрашивал он то у одной, то у другой дамы за сестринскими столиками, пока в коридор не выплыла процессия с носилками, на которых – перепутать было невозможно – лежал Абрам Ильич, с прической как у Эйнштейна и таким же острым высунутым языком.

– Абрам Ильич, миленький, что с вами? – Красавцев примкнул к изголовью носилок.

– Ничего, голубчик, ровным счетом ничего. Решил-таки починить вентилятор настольный, давно стоял, не работал. А там провод оголенный оказался, я вилку в розетку сунь – а он как шибанет. А у меня, знаешь ли, моторчик вшит в сердце, так он как завелся, я чуть на Луну не улетел. А мне на Луну не надо, у меня в Дубае послезавтра симпозиум отоларинголов. Сегодня ночью полечу.

– Как полетите?

– Да вот сейчас мне все параметры в кардиостимуляторе настроят, и я как новенький буду, правда? – обратился он к мощному врачу в хирургическом костюме.

– Он что, правда полетит? – ужаснулся Красавцев.

– Абрам Ильич-то? – усмехнулся врач. – За него не сомневайтесь!

– Только жене не говорите, – подобострастно закивал Аранович.

– Главное, у нас кондиционеры по всей клинике шпарят, – добавил хирург, – а ему вентилятор понадобился.

– Так это мой талисман, мне его коллектив поликлиники Советского района подарил. Пару-тройку десятилетий назад. Он теперь всегда со мной. А что ты хотел спросить, голубчик? – спохватился лор.

– Да уже ничего, Абрам Ильич, уже полегчало, – выдохнул Красавцев.

– Вот и славно, генерал. Ты же богатырь, ты все сдюжишь, – слабо улыбнулся Аранович и прикрыл глаза. – Мой рейс в нуль сорок пять ночи, не забудьте, – говорил он уже кому-то, дергая за край халата, – мне нельзя опаздывать, у меня там крутой доклад…

Анатоль напоследок дождался богемного лифта и спустился на первый этаж. Взъерошенный старик, любимый еврейский доктор вновь вернул его к жизни. За грудиной перестало жечь, сердце стучало ровно и? оптимистично, а главное само – без кардиостимулятора и дефибриллятора.

История с женой показалась пустышкой. Так, ударило током и отпустило. Можно дальше лететь по своим делам. Любовник явно был не в Олеськином вкусе, и, скорее всего, она больше тяготилась им, чем праздновала победу.

Красавцев вдохнул полной грудью копоть и пыль центральной городской улицы и представил залитый солнцем Остров Рафаила. Его неказистый дом, Хосе с серебряными бубенцами, сморщенную, как моченое яблоко, Батутовну, Хуана с Рафиком и примкнувшего к ним Андрюшку. Все это лучилось теплом, верностью, предвкушением лета с томными вечерами под испанскую гитару и новыми, недавно высаженными, сортами винограда.

Глава 18 Колечко

Прежде чем вернуться на Остров, Красавцев по просьбе тещи поехал на ее квартиру в Оболтово. Пару десятилетий назад эта деревня превратилась в маленький городишко, а затем, год от года разрастаясь многоэтажками, вымахала в Гулливера местного разлива.

Батутовну после сноса ее деревянного дома, где Анатоль с Олеськой праздновали свадьбу, переселили в странное место – «панельку» построили поверх воронки от завода «Берсоль». Того самого, взорванного Лешей-банным и Эммочкой-дурочкой. По сути, весь район стоял на костях, а газетные заголовки не раз сообщали, что земля там на два метра вглубь отравлена химикатами. Но местные жители не роптали. Переселили сюда из старых домов самых неимущих и, как показало время, самых живучих.

«А долго живет тот, кому терять неча», – любила повторять Батутовна.

Сама она до старости ничем, кроме Олеськи, не дорожила. Ни к кому не привыкала, не имела копилок, заначек, хрусталя в серванте, да и самого серванта тоже не имела. Только вот после семидесяти начала архивировать использованные пакеты, контейнеры и банки из-под еды, чем невероятно бесила Анатоля.

Жила Пелагея на первом этаже, подкармливала дворовых кошек. Не потому что любила, а из жалости выбрасывать продукты. Хвалилась, что ее «хвосты» любят вареный лук и морковку из супа.

– Правда? – удивлялись друзья и знакомые. – А мясо они не любят?

– А кто им мясо-то даст? – хмыкала Батутовна. – Мясо я сама сожру.

Собственно, привезти колбасу, оставленную ненароком в холодильнике, теща и просила Анатоля, когда тот собирался на «большую землю».

– Да вы в своем уме, мама? – возмущался Красавцев. – Я что, попрусь сорок километров от города в ваше гребаное Оболтово, потрачу бензина на тыщу, чтобы забрать протухшую колбасу за двести рублей?

– Копченая, длительного хранения, – упиралась она. – Нас с тобой переживет, привези, умоляю!

В голове Батутовны, вечной пассажирки и пешехода, не укладывалось, что топливо может стоить денег. Билет на электричку – затраты, проездной на трамвай-автобус – затраты. А машины ездят бесплатно. Чо, сел и поехал. Кому платить?