Ген Рафаила

История о колечке и желании любить в 83 года полностью исключила халатность в ее работе. Адель пообещала вложить всю свою душу, чтобы вернуть соседке красоту, свежесть и прыть былой юности.

Каждый вечер Батутовна приходила домой преображенной. Сначала – с короткими медными волосами, уложенными как у Алисы Фрейндлих в «Служебном романе» [12]. Затем – с ярко-очерченными «татуажными» бровями и в завершение – с алым маникюром на пухленьких пальчиках. Но самое большое преображение произошло с ее ногами. Если раньше своими пятками она рыхлила землю в клумбах, а ногтями расчесывала укусы комаров на икрах, то теперь ступни ее были залиты воском и отполированы, как пасхальные яички, а ногти сияли перламутром океанских раковин.

– Ну как? – спросила она у мужчин.

– Феерично, – отозвались они хором.

– Еще бы морщины разгладить, – вмешался бестактный Андрюша.

– На морщины ушло два кило каких-то водорослей и скраба из индийских крабов, – сообщила Батутовна.

– И где они? – поинтересовался внук.

– В глубине карьеров на этом лице, мой мальчик. На дне впадин, в недрах расщелин и каньонов. – Бабка была философски загадочна, и глаз ее блестел.

– Она мне нравится, – обратился к Анатолю Хуан. – Я такой ее еще никогда не видел. Видимо, в молодости была той еще зажигалкой.

– Страшно даже представить, – отозвался Красавцев. – Мама, нужны помада и платье.

– Съезди к своей жене, пусть сходит в магазин и подберет матери подобающий случаю наряд.

– Не поеду, – уперся зять.

– Да я ща поймаю вай-фай и напишу ей, какие вы дремучие. – Андрюша вышел во двор и запикал телефонной клавиатурой.

В заключение он сделал бабкино фото и отправил матери. Через два дня Олеська через посыльного на «Омике» передала пакет из местного ЦУМа. В нем были платье оттенка темной вишни, бархатные балетки и бордовая помада. Батутовна оделась, накрасила губы в отражении стекла на веранде и в отсутствие зеркал вновь собрала мужчин.

– Ну как?

– Кармен! – восхитился испанец.

Батутовна была как наливное яблочко красных сортов, найденное среди зимы далеко под диваном. Кругленькая, сморщенная, смешная, но надкуси ее – невероятно сочная, впитавшая сладость забытого лета.

– Хороша, бабуль, – подытожил Андрюша. – Этот хрен с горы обалдеет от счастья.

* * *

Агроном появился через два дня на рассвете. Андрей с вечера уехал в город, чтобы встретить Данилу Константиновича и привезти его на Остров. Самый ранний «Омик» гудком оповестил спящих рафаиловцев о своем прибытии.

Над лесом вставало солнце, окрашивая прибрежную полосу в розовый цвет. Батутовна с Анатолем и Хуаном стояли метрах в ста от пристани, на берегу по щиколотку в воде. Теща была при параде в вишневом платье и с бордовой помадой на губах. Бархатные балетки, непонятно зачем, она держала в руках.

Пассажиров было мало, они неровной цепочкой выходили из кораблика, цепляясь за парапет. Наконец показалась высоченная фигура Андрюши. Рядом семенил кто-то маленький и некрепкий.

Батутовна ахнула и вцепилась в рукав Красавцева.

– Беги, – прошептал зять, – это он!

Солнце подтянулось над кромкой деревьев, сгорая от любопытства. Оно не могло забыть того забайкальского расставания и точно мечтало присутствовать на новой встрече, выстроив не менее эффектные декорации. Полоски света легли на поверхность Волги и заиграли зайчиками по воде. Розовый песок искрил крупными стразами. Прибрежная осока вышла из тени и стала яркой зеленью, будто внутри ее коротнул электрический кабель. Ошарашенные ударом солнечных прожекторов, из зарослей выскочили две изумрудные лягушки и самоотверженно утопились, разбрызгивая бриллианты капель. Медный перманент Батутовны тоже оказался вовлеченным в светопреставление. Шевелюра новоиспеченной Джульетты горела как купола храма в знойный полдень.

– Беги, – подтолкнул ее Анатоль. – Ну, давай!

Батутовна было встрепенулась, рванула вперед, но тут же поперхнулась одышкой. Агроном снял сандалии, закатал штаны по колено и тоже ускорил шаг по воде. Они сближались, и, казалось, ничто не могло помешать этому движению навстречу.

Солнце вышло на крещендо. Ветер шевелил осоку, волосы главных героев и немногочисленных зрителей. Все было в лучших традициях мелодрамы. Но когда между бывшими влюбленными осталось пару метров, Батутовна остановилась и замахала руками в знак протеста. Дальнозоркая, она весьма четко увидела перед собой дряхлого деда с единственным зубом во рту и даже на расстоянии почувствовала запах этого рта и этого зуба.

Очарование схлынуло, бабка в струящемся платье резко повернула назад и, добежав трусцой до Красавцева, вцепилась в его плечо.

– Толя, я не хочу. Давай его назад. Свят, свят, свят. На хрен, на хрен…

– Мама, что за моветон! – ужаснулся Анатоль. – Куда мы его денем, если сами же пригласили. Давайте же, играйте свою роль до конца!

– Хуан, сделай что-нибудь, – взмолилась Батутовна.

– Могу заманить его в глушь и пристрелить из двустволки, – предложил испанец.

Пока они переговаривались, агроном добрел-таки до взволнованной троицы и протянул руку.

– Данила Константинович. Соловьев.