– Добро пожаловать! Всегда рады. – Анатоль пожал его старческую сухую ладонь.
– А это ты, что ль, Палаша? – обратился он к Батутовне.
– Я… Не узнал?
– Да почему ж. Узнал. Ты тут одна женского пола.
– Вот те комплимент, – всплеснула руками Пелагея Потаповна. – Ты, что ли, красавцем стал?
– Ну раз мы оба постарели, значит, и дуться неча. Пойдемте к столу, – по-хозяйски распорядился гость.
Они вошли во двор, пропустив агронома вперед. Он поставил коричневый облезлый чемодан на крыльце, снял панамку и обошел коридор, кухню и комнаты по часовой стрелке.
Рафаиловцы переглянулись. Данила Константинович сделал то же самое еще раз. Батутовна, спрятавшись за Андрюшу, незаметно покрутила пальцем у виска. Соловьев совершил третий круг.
– Данила, ты потерял чего? – спросила хозяйка.
– Я вошел в ваш дом, как в дацан. И свершил гороо – круг почитания и очищения.
– Он о чем? – Батутовна совсем была сбита с толку.
– Я показал, что уважаю вас и ваше жилище. Как настоящий буддист в почтенном храме. Ты видела, какой у нас дацан в Курумкане?
– Боже сохрани! – вскинулась Пелагея. – Я как была атеисткой, так и осталась. И ты тут ерундой не страдай. А хочешь помолиться – в соседнем селе церковь. Если допехаешь, не рассыпешься по пути.
– При входе в дацан – пожертвуй деньги или продукты, – неожиданно заявил Хуан. – Я изучал буддизм в Индии, ездил по храмам, просветлялся. Так что давай, дед, доставай подношения.
– Какие подношения? – оторопел агроном. – Ничего нет. Я с голодной земли приехал к вам – на откорм.
– В кои века Забайкалье было голодным краем? – возмутился Андрюша. – И как же ваша агроферма, где вы – директор?
– Так сгорела она в две тыщи девятнадцатом году, пожар-то слышали какой был? Все хозяйства сгорели. Так что я теперь директор без портфеля…
– Друзья, какая-то нерадостная атмосфера воцарилась, – засуетился Анатоль. – Ну хочет Данила ходить кругами, пусть ходит. Не нужно никаких подношений, мы и сами богаты. Мойте руки и садитесь уже завтракать.
За столом все немного подобрели. Батутовна намедни напекла пирогов, нашпиговала курицу рисом и грибами, наварила борща со свежей крапивой. Генерал достал водочки, компания выпила.
– Как же ты колечко-то сохранил? Да и как нашел его тогда на путях? – Батутовна решила повернуть разговор в романтическое русло.
– Нашел, лежало прямо под рельсом. Я долго искал, отчаялся. Хорошо, что поезда редко в тех краях ходят. Совсем был убит горем, даже не услышал бы, как приближается локомотив.
Пелагея разомлела, разрумянилась.
– Так любил меня?
– Любил.
– А где же вы при жене хранили колечко? – спросил Хуан.
– Да нигде. Жена и носила. Пока не померла. Чо ж, на всех колечек не хватит, – агроном опрокинул рюмашку.
– Вот черт поганый! – взвизгнула Батутовна. – Я прямо поверила, что была для тебя единственной! А ты кольцо жене пристроил? А потом мне с ее мертвой руки прислал?
– А что здесь такого? – искренне удивился Данила Константинович. – Как это характеризует любовь к тебе?
– Обычное жлобство, – усмехнулся Хуан. – Половина русских мужиков такие. Прости меня, Толя. Ты – исключение.
– А кто это вообще такой? – Агроном упер руки в бока: – Ты откуда взялся, кудрявый? Цыган, что ли? Так вы вообще воруете! А я просто храню свое, не разбазариваю.
– Это испанец, ученый, светило! – вступилась за Хуана Батутовна. – Последнюю рубашку отдаст, между прочим.
– Кстати, мне нужна еще одна рубашка, – оживился Данила. – Солнце у вас тут адское, все руки себе сожгу.
– В своей походишь, не бомж, – отрезала Пелагея.
– Тебе же придется чаще стирать. – Агроном запихивал в беззубый рот кусок пирога с хрустящей корочкой.
– Ага, щаз, – Батутовна аж подпрыгнула от возмущения, – обстирывать тебя я не буду. Ты мне никто и звать тебя никак.
Вечером, застелив бывшему возлюбленному постель в маленькой мансарде, она спустилась на крыльцо, где курил зять.
– Анатоль, кажется, мы сделали большую глупость, – сказала теща без тени иронии. – Этого упыря нужно отправлять назад.
Генерал выпустил белую струйку дыма, которая нехотя растаяла в сером воздухе:
– Попробую с ним поговорить по-мужски.
Глава 21
Баттл не по плану
Разговор «по-мужски» не привел ни к чему. Доводы Красавцева о том, что, мол, не сложилась встреча, не оправдались надежды, не случилось всплеска чувств, на Данилу Константиновича не подействовали. Как и обещания купить ему билет обратно в Курумкан за счет принимающей стороны.
Агроном вообще оказался интересным персонажем. Он не обижался, не расстраивался, не рефлексировал, «не парился», как говорил Андрюша. Но и переживания других людей его не волновали абсолютно. Данила жил своей жизнью, и если ему захотелось погостить у подруги молодости, ничто не могло этому помешать.
Забайкальский буддист вел себя свободно и раскованно, будто оплатил курортный отель. Он с удовольствием и много ел, был разговорчив, даже когда все раздраженно молчали, подолгу гулял в лесу, наблюдал за Анатолем, копающим огород, иногда помогал, но чаще давал советы.