Генделев: Стихи. Проза. Поэтика. Текстология

Застелили белым флагом
стол, успей до темноты
записать пером в бумагу
что еще свободен ты
даты гибельного лета
золотым пером скрипеть
в ночь, когда пришла комета
август. Подпись не успеть.

Однако поэт движется дальше – к финальному второму стихотворению «Месяца Ав»:

«В тот месяц Ав
как миллионы люстр
хвостатая звезда над Иерусалимом
сияла…»

Обведи

каламом неленивым
узор известняка
какой провел моллюск.

«…в тот месяц Ав —

не разбирая уже литер
склонимся
над плитой:

был город пуст и

мертв
и свет кометы той
на поколение ему был первый житель».

Как и в случае приведенного выше узла, начатого «Шуламит», отдельные образы черновиков расходятся по стихотворениям цикла: «последний житель» становится светом кометы, единственным «жителем» мертвого Иерусалима; «дыма ветка» и само пришествие кометы распадаются на второе и первое стихотворения цикла:

<…>

А

в несозвездии Близнецов
огнь
кометы плясал
значит смерть
это такой сон
что снится тебе
сам.

Но тебе до того что снится тебе ли

что?
на песке налегке
стань

ясен взгляд твой и лоб твой

бел
и
ветка дыма в руке.

В заключение остановимся на представляющей чрезвычайный интерес группе материалов ФМГ, которые относятся к первой книге Генделева «Въезд в Иерусалим» (1979).

Широко известно, что «официально» Генделев «Въезд в Иерусалим» не любил и не признавал, часто исключал книгу из списков изданного, а вспоминая о ней, обычно указывал на неимоверное количество опечаток и открыто высмеивал свою тогдашнюю поэтическую незрелость[144]. В черновых набросках автобиографии, написанных в 1980 г. (ФМГ), книга была объявлена несуществующей – «благополучно не увидевшей свет уже в Святой Земле по причинам техническим».

Тем более неожиданными оказались отложившиеся в ФМГ материалы и прежде всего экземпляр «Въезда в Иерусалим» с разбивкой строф «бабочкой» и некоторыми незначительными авторскими правками. Редактура «Въезда в Иерусалим», как можно заключить, проводилась не позднее 1991 г. в связи с неосуществившимися планами публикации восьмитомного собрания книг Генделева в иерусалимском издательстве «Lexicon». При этом автор разделил «Въезд в Иерусалим» на две книги: «В ожидании лодки: Стихотворения и поэмы. 1972–1977. Ленинград» и «Свидетель: Поэмы. 1974–1986 . Ленинград»[145]; издательские макеты этих книг с пометками Генделева также сохранились и в настоящее время находятся в ФМГ.

Итак, произведения ленинградского периода обладали в глазах автора достаточной для переиздания ценностью и значимостью. Уместно напомнить, что после многолетних публичных издевательств над «Въездом в Иерусалим» Генделев в 1997 г. внезапно дал книге сравнительно высокую оценку:

Я не отказываюсь от «Въезда в Иерусалим» (ну, книга была роскошно издана: 192 опечатки). Я действительно так жил, переживал и чувствовал, но дело в том, что эта книга не имеет никакого отношения к Израилю. То есть это книга российского рефлексанта, поэта «ленинградской школы». Ну как я к ней отношусь? Как к текстам человека, который пишет стихи инстинктивно, чрезвычайно некультурно, но там что-то написано и с мокрым горлом, там что-то любопытно и в формальном смысле – так и оцениваю[146].