Снова заработал автомат. Полицай выпрыгнул на открытое пространство и самозабвенно опустошал магазин. Пули летели над головой. Старшему лейтенанту хотелось верить, что никого не зацепили. Земля скрипела у него на зубах, в голову лезли только матерные слова. Разведчики сдержались, не стали отвечать.
Пальба прекратилась, сменилась топотом. Два полицая выскочили из-за угла, заклацали затворы.
– Гаврила, какого хрена? Ты что творишь?
Они машинально искали укрытия, один побежал за поленницу, другой залег на открытом месте.
– Да хрен его знает, мужики, – пробормотал стрелок. – Почудилось что-то. Словно тень прошмыгнула. Ну а чего? От греха подальше, как говорится.
– Мышка-норушка пробежала? – нервно осведомился полицай. – Заяц-побегаец проскакал? Ну ты и придурок, Гаврила!
– Да нет, мужики, я там точно что-то видел, большое такое.
Полицаи продолжали посмеиваться над товарищем. Дескать, сон кошмарный узрел, струхнул по самое не могу.
Пользуясь случаем, разведчики отползли к плетню, застыли, слились с переломанной оградой. В деревне уже кричали, бежали люди. На пустырь перед сараем выскочили несколько человек.
– Что за хрень?! – прохрипел мордатый тип. – Почему стреляете? Арестанты пытались сбежать?
Полицаи оправдывались. Дескать, Гавриле привиделась опасность, вот он и затеял переполох на ровном месте. Ну а что? Лучше перебдеть, чем недобдеть! Командир сыпал матом, рядовые полицаи посмеивались. Взбодрил, гаденыш, теперь точно не уснешь.
Зажглись фонари, и Шубин возблагодарил Господа за то, что все они успели отползти. Лучи света блуждали по траве, перекрещивались. Забираться далеко в траву полицаи не стали. И так все ясно. На голову стрелка сыпались проклятья, а тот вяло оправдывался. Мол, я и впрямь что-то увидел.
Фиаско было оглушительным.
Какое-то время народ топтался вокруг сарая, потом начал расходиться.
– Слушай, Пахомыч, а бес его знает, может, и не привиделось бойцу, – пророкотал густой голос старосты. – Ты уж шибко не шпыняй своего человека, усиль лучше пост. Утром немцы пожалуют, пусть выясняют, кто это в наши сети залетел.
– Ладно, Ефремыч, – проворчал мордатый тип. – Может, и впрямь тут что-то неладно. Шут его знает. А вы двое до утра будете стоять! – сказал он часовым. – И чтобы не спали, приду, проверю. Да не мерцайте на открытом месте, рассоситесь!
– Может, собаку приведем, Пахомыч? – предложил староста. – Она вмиг чужаков почует, если они тут есть.
– Ой, ладно, – отмахнулся старший полицай. – Если и был тут чужак, то давно свалил. С вами свяжешься, всю ночь без сна проведешь. Ты завтра выспишься, а нам опять службу тащить.
Собака точно обнаружила бы чужаков, зарывшихся в траву. Тот факт, что она тут не появится, стал единственной хорошей новостью.
Шубин кусал губы, прижимался к земле. Его бойцы вроде бы были целы. Он видел, как они шевелились. Наступила полоса неудач.
В мутном воздухе колебались силуэты вооруженных людей.
«Теперь их пятеро, и это ни в какие ворота не лезет! Спать они не будут, это точно. Бесшумно такую ораву не вырезать, даже пытаться не стоит. Но, может, не все еще пропало? Вдруг найдется выход?» – попискивала под черепушкой Глеба последняя надежда.
Страсти утихли, деревня отходила ко сну.
Шубин отползал к пруду. Остальные, поколебавшись, подались за ним. У водоема, за стеной прибрежной растительности, разведчики собрались вместе. Шубин злобно сопел. Ему так и хотелось сорвать на ком-нибудь злость. Но какой смысл? Кого засек полицай? С равным успехом это мог быть он сам.
– Мы не понимаем, товарищ старший лейтенант, – сбивчиво пролопотал Ленька Пастухов. – Все нормально шло. Как он нас заметил? Вот же незадача. Как серпом по одному месту. Что делать будем, товарищ старший лейтенант? Еще разок попробуем? Точно вам говорю, они не ждут нападения прямо сейчас.
– Нет, мужики, пустое это. Пятерых нам не одолеть. Кто-то из них все равно успеет выстрелить. Дело не в том, что нас убьют, а в том, что задание останется невыполненным. В общем, слушай мою команду. Попробуем взять полицаев в предрассветный час, когда их точно сон сморит. Пусть маленький, но шанс.
Пристыженные, расстроенные, они вернулись в ложбину, тянущуюся по краю леса. Со стороны деревни не доносилось ни звука. Бойцы переползли в лог, чиркнули спичками.
Красноармеец Бердыш уже не метался в бреду, спал, тяжело, с хрипом дышал. Жар не проходил, голова у парня была горячая. Они снова соорудили компресс, сцедили на тряпку остатки воды из фляжки. Помочь товарищу было нечем, лекарства кончились. Осталась только надежда.
Спали разведчики по очереди, урывками. Предрассветный час был уже близок. Это время являлось самым подходящим для диверсионной и прочей скрытной деятельности. Того, кто об эту пору спит, пушкой не добудишься.
Бердыш ночью несколько раз приходил в себя, сделал попытку встать, но упал и провалился в обморок. Преодолен ли кризис, никто не знал. Человек находился на грани, и облегчить его состояние было нечем.
В пятом часу пополуночи небо стало светлеть. В районе сарая никто не мерцал.