Генерал без армии

Малинович, следующий в передовом дозоре, внезапно поднял руку, припал к дереву, обернулся и начал жестикулировать. Смысл этой отчаянной тирады был очевиден.

Дальше разведчики крались, сжимая рукоятки ножей. Ленька Пастухов извлек из-за пазухи «наган», навернул на него глушитель, единственный, не вышедший из строя.

За плавным изгибом дороги нарисовалась картина маслом. Посреди проселка стоял немецкий мотоцикл с коляской. Двое военнослужащих вели неторопливую светскую беседу. Автоматы висели у них на груди, но руки были заняты сигаретами и зажигалками.

Подслушать разговор разведчикам не удалось. Да и нехорошо это! Хрустнула ветка под ногой у кого-то. Солдаты прервали беседу, повернули головы.

Красноармейцы набросились на них как коршуны. Малинович повалил своего, ударил ножом в ключицу, проталкивал лезвие внутрь организма, выворачивал, с садистским удовольствием наблюдал, как умирает злейший враг.

Второй попятился, его физиономия исказилась от страха. Он судорожно разворачивал автомат, что-то хрипел. Глеб подсек его ногу вывертом пятки, ударил корпусом в грудь, и грузное туловище шмякнулось оземь. Он повалился на противника, ударил локтем в верх груди, и когда у солдата перехватило дыхание, стал наносить удары ножом. Фриц инстинктивно защищался, хватал лезвие, резал пальцы, но с каждым ударом сопротивление слабело, глаза закатывались.

Шубин решил не добивать его. Сам умрет, не маленький. Он поднялся, сунул нож в чехол, скинул автомат с плеча и завертелся, осматриваясь.

Юрка Малинович уже расправился со своим противником, с брезгливой миной вытирал окровавленный нож о прорезиненный плащ. Ленька Пастухов стоял, расставив ноги, на дороге, держал пистолет с глушителем на вытянутой руке и почему-то не стрелял. Физиономия его была предельно озадаченной.

Из высокой травы медленно поднимался бледный как смерть вояка со знаками различия унтершарфюрера и спущенными штанами. Несложно было догадаться, чем он там занимался. Причинное место прикрывала нательная рубашка.

Фашист трясся от страха, медленно поднимал дрожащие руки и сипло бормотал:

– Найн, найн.

Пастухов колебался. Невелико удовольствие – стрелять в безоружного, да еще и в такой пикантной ситуации.

– Что, Леонид, палец со спускового крючка сорвался? – ехидно поинтересовался Глеб.

А ведь Пастухов так и не выстрелил! Надо же, какие мы изысканные!

Немец тянул в небо руки, бормотал, что стрелять вовсе не обязательно, он никому не скажет.

Глеб отобрал у Пастухова «наган», наставил на немца. В последний момент тот понял, что это все. Глаза его распахнулись до упора. Мертвое тело упало в траву, на собственные испражнения.

– Тебя смутило, что он без штанов? – осведомился Шубин, возвращая наган.

– Вроде того, – смущенно признался боец.

– Привыкай, ситуации случаются разные. Обыскать его не хочешь на предмет документов?

– Не знаю. – Красноармеец окончательно смутился. – Мы с ним не настолько близки.

Ржал, держась за живот, Юрка Малинович.

Документы из карманов фрица разведчики все же извлекли. Унтершарфюрера звали Томас Грюнде, он нес нелегкую службу в Тридцать четвертом полку войск СС. Чего-то по-настоящему ценного бумаги не сообщали.

Тела бойцы оттащили в кусты, туда же загнали мотоцикл, поставив трансмиссию в нейтральное положение. Малинович в шутку предложил покататься. Мол, надо же развеяться после череды неудач и лишений.

Шубин задумался. Может, и вправду?

Но вопрос с переодеванием уже не стоял. Форма фрицев была слишком уж измазана всякой мерзостью. А рассекать на мотоцикле по лесу в собственном облачении – то еще сумасшествие.

Пост тут немцы поставили, видимо, не случайно.

Разведчики снова застыли. В глубине леса пропела автоматная трель.

– Пошли, – распорядился Шубин.

Красноармейцы припустили по дороге размеренной рысью. Метров через двести, когда мерцать на виду стало рискованно, они ушли в лес, залегли за бугром в гуще бурелома и вскоре услышали гул автомобильного мотора.

Шубин лихорадочно отдавал распоряжения:

– Вытянуться в цепь, не вставать, приготовить гранаты!

Приближался гул мотора. Дорога была разбита, водитель постоянно притормаживал, переключал передачи. Мимо залегших разведчиков протащился пыльный двухтонник «Опель», кузов с тентом ходил ходуном. В кабине находился только водитель. Других транспортных средств поблизости не было.

За машиной плелись люди в красноармейской форме, изможденные, оборванные. Они с трудом переставляли ноги, брели с опущенными головами.

Шубин задрожал. В горле у него перехватило.

Восьмерых пленных конвоировали пятеро молодцеватых эсэсовцев с автоматами, все в летнем полевом обмундировании, на касках и в петлицах красовались руны. Один шел впереди, четверо – по бокам и сзади. Возможно, в кузове еще кто-то находился. К сожалению, проницать взглядами брезент разведчики не научились. Эсэсовец, идущий по левой обочине, бросил что-то смешное, и те, которые находились сзади, гортанно засмеялись.

– Товарищи, ложись! – взревел Шубин. – Братцы, огонь! Машину не калечить!