Читаем Генерал и его семья полностью

Генерал и его семья

Тимур Юрьевич Кибиров

— Нет… я не продаю. Вы так возьмите, без денег… Берите всю…

— А как же ты?

— Я себе еще наловлю!

— Ну спасибо… Ого, как много!

И она уплыла с Васькиным куканом, и летчики хором крикнули «Спа-си-бо!».

И потом один из них поплыл к нему, гребя одной рукой, а во второй держа высоко над водою большой бумажный кулек.

— Держи, брат! Это от нашего стола вашему!

А пораженный Вася вместо спасибо спросил севшим голосом:

— Вы… летчик Мурашов?

— Так точно. А тебя как величать?

— Меня? Вася…

— Ну будем знакомы, Василий! Спасибо за рыбу!

И летчик крепко пожал Бочажку руку и уплыл.

Васе хотелось бы так и сидеть на берегу и разглядывать сказочных героев и героиню, но это показалось ему неделикатным, да и запахи из кулька волновали вечно голодного Бочажка, не станешь же жрать на глазах у таких людей, и он собрал манатки и крикнул: «Спасибо!! До свиданья!!» И Мурашов крикнул в ответ: «Будь здоров!» — а девушка встала на свои длинные и голые ноги и помахала рукой.

Содержимое кулька закрепило впечатление потусторонности случившегося: бутерброд со сливочным маслом и дырчатым сыром, и два бутерброда с розовой ветчиной, и кусок твердой, но ужасно вкусной колбасы, и растаявшие шоколадные конфеты, и пирожное в поломанной корзиночке из песочного теста, и три темно-красных яблока, и в открытой бутылке выдохшийся, теплый, но умопомрачительный лимонад!

А 1 сентября на линейке директор школы (Вася ходил теперь учиться на станцию, в селе были только начальные классы) представил новую учительницу математики, физики и физкультуры — это была Эльза Людвиговна в неизменной своей юнгштурмовке, перетянутой потертой кожаной портупеей, и в кепке с красной звездочкой. Выше директора на полголовы.

Как тут было не влюбиться? Ну действительно ведь «как солнца луч среди ненастья»!

Ненастье, правда, к тому времени было не таким уж страшным, не угрожало уже ни жизни, ни здоровью маленького Бочажка, уже не громы и молнии, не вихри враждебные, а так, моросящая нудная гадость и хлюпающая грязь.

Уже к одиннадцати годам Вася перестал бегать от дяди Егора, стал давать сдачи. Колченогий Ватуткин понял, получив пару раз своим же костылем по башке и по хребту, что с племяшом лучше не связываться, и домашнего насилия себе больше не позволял (Вася и тетку не давал трогать), пьяный Егор отводил теперь душу, строя мелкие пакости и выкрикивая издалека глупые дразнилки: «Пионеры юные, головы чугунные, сраки деревянные, черти окаянные!» В некотором смысле они с Васей поменялись ролями.

Через неделю Эльза первый раз появилась в селе, чтобы прочитать в клубе агитационную лекцию об ОСОАВИАХИМе, а Вася, красный от волнения и гордости, сопровождал ее и показывал ей дорогу. Когда они проходили мимо ватуткинской избы, раздался знакомый голос: «Ой, мать, ты погляди, наш-то Васятка уже с блядями хороводится!» Вася бросился к забору, из-за которого раздалось кощунственное матюканье, но дядя Егор с непостижимой скоростью улепетнул.

— Что хотел этот товарищ? — спросила учительница.

— Это не товарищ, Эльза Людвиговна! Не товарищ! Это… враг!

— Враг? Вот это? Не трать злость на такие пустяки, Василий. Она нам еще понадобится, когда настанет час бить настоящих врагов.

И еще она играла на аккордеоне, не так виртуозно, конечно, как Гулькин, но совсем неплохо для математички и физкультурницы, и аккомпанировала Васе, когда он на концертах агитбригады пел ее любимого Ганса Эйслера в неуклюжих советских переводах — сначала «Гимн Коминтерна»:

Заводы, вставайте! Шеренги смыкайте!На битву шагайте, шагайте, шагайте!Проверьте прицел, заряжайте ружье!На бой, пролетарий, за дело свое!На бой, пролетарий,За дело свое!Огонь ленинизма наш путь освещает,На штурм капитала весь мир поднимает!Два класса столкнулись в последнем бою;Наш лозунг — Всемирный Советский Союз!Наш лозунг — ВсемирныйСоветский Союз!Товарищи в тюрьмах, в застенках холодных,Вы с нами, вы с нами, хоть нет вас в колоннах,Не страшен нам белый фашистский террор,Все страны охватит восстанья костер!Все страны охватитВосстанья костер!

А потом — на слова Бертольда Брехта:

И так как все мы люди,Не дадим нас бить в лицо сапогом!Никто на других не поднимет плетьИ сам не будет рабом!

А припев пели все, и Эльза Людвиговна тоже:

Перейти на страницу: