Но, когда выяснилось, что религиозный дурман стал расползаться по селу и затронул даже колхозную молодежь, что на молитвенные собрания ходят с вдовой-матерью ученицы 7-го и 9-го класса сестры Гороховы, Эльза Людвиговна, которой кто-то настучал, забила тревогу и призвала комсомольскую организацию школы принять меры и дать бой.
В морозный, синий со звездами рождественский вечер христолюбивые жены и старицы (юниц Гороховых с ними в этот раз не было) отправились славить новорожденного Спасителя. Дорога к храму вела через лес, и стоило им войти в его непроглядную сень, как застучали барабаны, и взвыли горны, и возгласились безбожные речовки и частушки, и запылали со всех сторон факелы, освещая багровым светом самодельные плакаты с жирными попами и смеющиеся лица комсомольцев и пионеров. Охваченные ужасом бабы бежали. Только глухая Демьяниха и строптивая Ватуткина застыли, как столпы, среди этого ликующего беснования.
Тетка уставилась на барабанящего Ваську и, воздев руку, произнесла:
— Дурак ты, Васька, дурак! Гляди, наплачешься еще! Бог, он все видит!
Вася даже на мгновение перепугался, так непохожа была тетка на саму себя и так похожа на увиденную через много лет боярыню Морозову. Но любимый голос с акцентом ответил церковнице и поставил все на привычное место:
— Ничего он не видит, бабушка. Его нет.
— Ах ты сука! — закричала тетка уже своим голосом, быть может, оскорбленная не столько воинствующим атеизмом, сколько тем, что ее в первый раз назвали бабушкой, и бросилась на Эльзу, но Вася легко ее удержал.
А потом наступила война, как писал Сева Некрасов:
Авиационный полк тут же куда-то перебросили, а с ним исчезла и Эльза Людвиговна. А в 1942 году Вася прочитал в «Комсомольской правде» заметку «Подвиг партизанки», из которой узнал о гибели своей первой любви.
Глава двадцать пятая
Вы помните: текла за ратью рать,
Со старшими мы братьями прощались
И в сень наук с досадой возвращались,
Завидуя тому, кто умирать
Шел мимо нас…
Каждый нормальный мальчишка мечтает о подвигах, но не всякий рожден для совершения оных. А Василий Иванович был рожден именно для этого, был, можно сказать, прирожденным героем, с младенчества доблестным, несгибаемым и не ведающим страха. А при случае и наводящим страх на других. И что толку? Бодливой корове бог рог не дает — никаких подвигов генерал-майор не совершал, и никогда, никогда не пришлось ему, выслушав смертельный приказ, спросить недрогнувшим голосом: «Разрешите выполнять?»
И песня Оскара Фельцмана в исполнении Иосифа Кобзона «Фронтовики, наденьте ордена!» раздражала генерала не только сомнительным музыкальным качеством, она напоминала ему самую горькую и несправедливую обиду судьбы — Василий Иванович фронтовиком не был и орденов боевых не имел. Ну а награды мирного времени стоили, на его взгляд, немного. Господи, даже у фанфарона Дронова на парадном мундире блестела Красная Звезда и — главное — медаль «За отвагу», самая завидная и почетная, которую, за редкими исключениями, действительно давали только за отвагу и только в бою.
Васины попытки уйти добровольцем на фронт успехом не увенчались, да и не могли — он был еще школьником, велено было ждать достижения призывного возраста. Вот Вася и ждал, слушая с недоумением и яростью сводки Информбюро, читая страшные статьи Эренбурга, глядя в избе-читальне на обозначенную флажками линию фронта, неумолимо ползущую на восток и вот уже подошедшую совсем близко, так что канонада уже была слышна, а по ночам видно было зарево, и Вася всерьез готовился к партизанской или подпольной борьбе с проклятою ордой.
Но потом война вдруг застыла, забуксовала на русских просторах и наконец пошла, пошла, пошла, покатилась назад, восвояси. Тетка была уверена, что это чудо сотворено иконой Казанской Божьей Матери, пред которой прозревший и покаявшийся Сталин преклонил колени и помолился о даровании победы. Вася даже спорить не стал, поняв, что старуха окончательно сбрендила.
Школу Бочажок, несмотря ни на что, не бросил, свято чтя заветы Владимира Ильича и Эльзы Людвиговны, но учился, можно сказать, заочно, больше работал. В 16 лет он уже был трактористом, потому что настоящие трактористы были на фронте и на многих уже пришли похоронки. По тем же причинам он в 10-м классе стал бригадиром, а потом и членом правления колхоза. А моего папу, который был ровесником генерала, в это время вообще чуть председателем не выбрали, но бабушка Саса, помнящая, как предыдущих председателей колхоза одного за другим пересажали, кого по политической, кого по экономическим статьям, упросила собрание не трогать сына.
Наконец, вслед за получением аттестата зрелости, пришла долгожданная повестка. Теперь Вася боялся только одного — не успеть, ведь фашистского зверя, уползающего в свое логово, могли добить и без его участия.
Так и получилось.