Генерал и его семья

У Васи никакого «полного равнодушия» к учебе никогда не было. За это большинство курсантов считало его зубрилой, занудой и задавакой, но в глаза так не называли — Бочажок, в отличие от моего папы, дружил с физкультурой и спортом, отдельно занимался гимнастикой и боксом и на третьем году обучения стал чемпионом военного округа в легком весе. Перед выпуском ему даже предлагали продолжить службу в Спортивном клубе Армии, но Вася, понятное дело, отказался — для того ли овладевал он артиллерийской премудростью, чтоб скакать по рингу и морды бить? Он вообще этот спорт не очень уважал, бокс был нужен ему только для того, для чего пану Володыевскому (помните этот фильм?) было необходимо фехтование: «Дал тебе Господь наш маленький рост, если люди не будут тебя бояться, так будут над тобой смеяться».

И по поводу Балерины Бочажок бы папу моего не понял, лошадь, закрепленную за ним, Вася любил и холил, работать в конюшне было привычно и приятно, он даже жалел о переходе на мехтягу, хотя и понимал неизбежность и прогрессивность этих изменений — ХХ век все-таки!

Вот таким идеальным курсантом, без сучка без задоринки был Василий Бочажок, заслуженно считавшийся гордостью училища. И однако на втором году учебы он, к изумлению командования и всего личного состава, совершил тяжкий дисциплинарный проступок и был, как последний раздолбай, посажен на гауптвахту. Когда через десять с лишним лет Вася сокрушенно рассказал об этом случае молодой жене, Травиата ужасно смеялась, все не могла перестать, хотя ничего смешного ни я, ни Вася в этом происшествии не находим. Они тогда чуть не поссорились из-за этого хохота.

Вот как было дело.

Не в пример моему папе и другим курсантам Вася в увольнениях с девушками не знакомился и не встречался, он просто не знал, как это делается, а спросить у более опытных товарищей горделиво стеснялся, да и не сумел бы он и не захотел бы вот так ухарски, с шуточками-прибауточками подкатываться к хихикающим дурочкам.

Он ходил в кино и любил его, как и все советские люди, особенно комедии. «Сердца четырех» смотрел целых четыре раза, и, хотя ни Серова, ни Целиковская ни капельки не походили на Эльзу Людвиговну, он почему-то вспоминал свою учительницу и, веселясь вместе со всеми, все-таки грустил. Ну а потом, когда откуда ни возьмись появился нежданный и невероятный Гайдай, Василий Иванович стал настоящим фанатом Труса, Балбеса и Бывалого, даже купил в отпуске их керамические фигурки, они долго стояли на телевизоре, пока их Степка не разбил.

Возникает вопрос: а как же наш музыкальный пурист относился к песенкам, которые в его любимых комедиях пели Наталья Варлей, Леонид Куравлев и сам Юрий Никулин? Да нормально относился, как и вообще ко всякой кинематографической легкой музычке. Потому что в кино или, там, на танцах она была на своем месте, знала, так сказать, свое место, а вот когда, например, на праздничных телевизионных концертах после Чайковского, Рахманинова и Хачатуряна выползали все эти Мондрус и Пьехи, а под конец вообще какие-нибудь Жуки в жабо, этого генерал не мог терпеть, это было вопиющим нарушением иерархии и субординации.

Так вот и было — начало концерта Василий Иванович угрюмо смотрел один, потом его сменяла Травиата Захаровна, а уже под конец к ней присоединялось молодое и глупое поколение.

Но комедии — это ладно, эту страсть скрывать не приходилось, в ней и подполковник Пилипенко ничего зазорного не видел. Но мультики, Василий Иванович, мультики!!

Вася впервые увидел мультфильм как раз в училище, на первом курсе. Это был «Теремок». Не тот, который люблю я, 1971 года, по чудесным рисункам Васнецова, а первый, где обитатели невысокого теремка успешно отбиваются от волка, лисы и медведя. Его показывали перед каким-то фильмом, Бочажок не запомнил каким, потому что рисованные герои были гораздо лучше, смешнее и красивее любого артиста кино. А ежик, который в конце, когда все укладываются спать, остается сторожить, был чем-то похож на самого Бочажка, хотя он этого и не заметил.

После этого Вася стал, стараясь, чтобы никто об этом не узнал и не поднял его на смех, посещать детские сеансы. Полюбил он это неподобающее серьезному военному человеку искусство за то, чего так не хватало ему в реальной жизни, даже в армии, — за четкость контуров, за очерченность и ясность, за яркость и чистоту красок, за отсутствие сбивающих с панталыку полутонов, за недвусмысленность характеров и сюжетных коллизий, за конечную победу добра и отчетливое понимание и различение, где добро, а где зло. И не было в этой детской красоте ничего лишнего и смущающего.

Хорошо хоть эту его привязанность разделяла вся семья, так что «Спокойной ночи, малыши», а по воскресеньям «В гостях у сказки» Бочажки почти всегда смотрели вчетвером, пока Анечка не уехала учиться в эту проклятую Москву.

И когда я описывал воображаемый Василием Ивановичем идеальный миропорядок с маленькими лебедями, суворовцами и Бетховеном, я забыл сказать, что все это должно было быть нарисовано и отрежиссировано Ивановым-Вано и снято, конечно же, оператором Друяном…