Генерал и его семья

Так же вот за век до этого любому резвому и смышленому мальчику, будь он хоть трижды верующий и богобоязненный, претили казенные уроки Закона Божьего, и подмывало его озорничать и читать Писарева. Но советским мальчикам бдительные законоучители ничего нигилистического не оставили, вот и приходилось довольствоваться Дроновым.

Пусть учение Маркса всесильно, потому что верно, или верно, потому что всесильно, но скука ведь адская! Правильно, Васенька, правильно, именно адская! Этот коммунистический соблазн, как и положено всем победившим соблазнам и прелестям, давно утратил всю свою жгучую и неодолимую притягательность и обернулся пустотою и унынием. Черти ведь веселые только в сказках, и демоны величественны и скорбны только в стихах, а в быту они — скучные и выматывающие душу недотыкомки. А поскольку благонамеренный и невинный Бочажок советских бесов нисколько не боялся и гибельною нечистью не считал, то в его глазах они лишены были даже того инфернального обаяния, которым слепили глаза перепуганным интеллигентным мазохистам, и стала для Васи политподготовка просто канцелярской скукой и тоской зеленой.

И пламенная революционность Эльзы Людвиговны, в свое время пленившая Бочажка, полоумная вера в то, что не сегодня завтра пролетарий встанет на бой с капиталом и от Японии до Англии воссияет Всемирный Советский Союз, все это осталось в прошлом, после такой войны и после Хиросимы весь этот бред пора бы было уже оставить в забаву пионерам и октябрятам. Алиев, который два года прослужил в Австрии, в пролетарскую солидарность не верил.

Да и не любил Вася пролетариев, если уж говорить начистоту, особенно пьяных, и не мог никак понять, что уж такого замечательного нашли классики в рабочем классе, чем это слесарь или токарь лучше, например, инженера? Или врача? Или музыканта? Не говоря уже об офицерах. Да ничем не лучше, а чаще всего намного хуже! Атакующий класс! Ага! Пивные ларьки он главным образом атакует! Ну, наверное, в революцию и в Гражданскую войну пролетариат действительно был передовым и героическим, но в настоящий-то момент в основном сачкует и гонит брак! Крестьянство и то лучше!

Диалектичность демократического централизма прямодушный Вася тоже не мог вместить, единоначалие — это понятно и разумно, а вся эта выборность снизу доверху, отчетность сверху донизу казались ненужными и нечестными формальностями, и то, что в день выборов личный состав к избирательному участку должен был идти не строем, а нарочито бесформенной и желательно веселой гурьбой, мол, свободные граждане свободной страны свободно шагают, чтобы проголосовать, как один, за нерушимый блок коммунистов и беспартийных, это Бочажка ужасно бесило — что за кривлянья? Главное — перед кем? И еще много чего вот такого, лживого и унизительного, лезло в глаза и вызывало недоумение и досаду.

Нет, не понял бы мой любимый герой моего любимого папу, который, как только представилась возможность, оставил командование батареей и перешел на политработу. Наверное, усмехнулся бы Вася Бочажок и сказал бы (он ведь тогда еще матюкался): «Пиздеть не мешки ворочать!» Ну, нет, Васенька, тут ты не прав. Тут дело ведь не в отлынивании от ратного труда, не в бегстве от тягот и лишений, работа эта совсем не легкая и, главное, ужасно вредная для человеческой души и разума.

Ну а за высокопарными восклицаниями Дронова мерещились величественные и красочные, как в мультфильмах, картины, слышался гром побед, и в батальном дыму веселился храбрый и несокрушимый росс! Конечно, никогда это вслух не проговаривалось, но подразумевалось, что веры и цари, в принципе, могут меняться, но Отечество-то неизменно! И неизменно на страже его священных рубежей стоят грозные чудо-богатыри — в древнерусских островерхих шишаках, в киверах с колышущимися султанами, в пыльных шлемах и в касках, опаленных огнем Великой Отечественной.

Немаловажно было и то, что дроновские герои с их эполетами и аксельбантами прекрасно вписывались в благоговейный сумрак оперного театра и в концертный зал филармонии, а пролетарии всех стран в промасленной прозодежде были там совершенно неуместны.

Ленька договаривался даже до того, что оправдывал белых офицеров:

— Они же присягу давали царю, куда ж им было деваться? Вот и дрались с Чапаевым!

(Это было после очередного просмотра знаменитого фильма, Леньку доводили до настоящего экстаза идущие в психическую атаку офицеры последнейшей выточки с папироской смертельной в зубах.)

— Ну и что им теперь — спасибо сказать? — иронически спросил Бочажок.

— Спасибо не спасибо, а понимать надо… Как может офицер присягу нарушить? Это вот как раз те, кто нарушил и к нам перебежал, вот как Тухачевский, вот он и стал предателем! Хорошо до войны его раскусили, представь, что б он, сволочь, мог натворить?