Генерал и его семья

И вы можете сколько угодно хихикать, или возмущаться, или пожимать плечами, я буду настаивать, что это и есть подвиг, «подвиг силы беспримерной», как поет князь Елецкий — ведь Василий Иванович жертвовал своей жизнью, пусть и не в буквальном биологическом смысле, но вообще-то всей своей жизнью — во имя того, что счел своим долгом.

Жаль, не знал он, Кому в этом случае отдать честь и у Кого спросить: «Разрешите выполнять?» Но ничего, потом узнает.

Глава последняя

Объективности ради

Мы запишем в тетради —

Люди гады, а смерть неизбежна.

Зря нас манит безбрежность

Или девы промежность,

Безнадежность кругом, безнадежность.

Только в той же тетради

Я пишу Христа ради —

Ну не надо, дружок мой сердечный!

Воет мрак центробежный,

Ад клубится кромешный…

Ангел нежный мой. Ангел мой нежный…

Т. Кибиров

Пора прощаться.

Бумаги подписаны. ОВИР дает добро. Скатертью дорога.

Эпиграфом можно было взять и другое мое стихотворение, тоже хорошее и честное:

Нас Родина щедро поила.
И, в общем-то, сносно кормила.
А если когда и лупила,
То, честное слово, вполсилы.
Но нас она не любила.
И мы — увы — не любили.

А без любви, как утверждают некоторые, и брак теряет всякий смысл и подлежит расторжению, что уж говорить о гражданстве.

Да и за что любить-то? Ну вот за что?

Ну как за что, дурочка?

Да хотя бы за сияющий иней на кустах, розовый и золотой, помнишь, тем январским утром в Перми? Или за вуснежские березы… ладно, ладно, пусть не березы, хотя они и не виноваты во всей этой песенной гнусности, но клен, вспомни, старый клен, никак не соглашающийся облетать и горящий колдовским багряным светом в сизой ноябрьской мгле, в черном лесу?

И роскошество чемодуровской сирени, ранней, еще не распустившейся до конца, темно-лиловой, переливающейся кипучей волной через штакетник да еще и мокрой от недавней грозы! И как же не прав Тютчев, написавший о хвойной зелени «хоть век не желтеет, но век не свежа», будто он никогда не видал нежнейших и свежайших весенних кисточек на концах еловых веток! И какой же у них восхитительный кисленький вкус, помнишь?

А вкус первого снега, зажатого в красной ладошке? А вкус жующейся вместо чуингама вишневой смолы или вообще гудрона? А пирожки у метро «Бауманская» и шашлыки на ВДНХ? А мороженое в ГУМе?

И все эти полузабытые запахи — только вдохни, и отправишься, как миленькая, на безнадежные поиски утраченного времени: маминого лака для ногтей, отцовского «Шипра» и канифоли, бабушкиного постного масла в бутылке из-под молока и даже Степкиного карбида и пистонов…

И, разумеется, сырости грибной в оврагах, и полночного костра с обугленной картошкой, и щемящей полыни, и креозота на какой-то неведомой летней станции.

А гул затихающих строчек Чуковского и Маршака? А «Серая шейка» по радио в исполнении Бабановой — «Первый осенний холод, от которого пожелтела трава, привел всех птиц в большую тревогу…»? А «Буратино» в исполнении Литвинова? Я тут благодаря «Арзамасу» узнал, что он не только папу Карло озвучивал, но и самого деревянного человечка и всех остальных, это Роза Иоффе придумала менять скорость записи, и чудесный дуэт Буратино и Пьеро она записала наложением:

Волны музыки разливаются,
В быстром танце мы весело кружимся.
Что задумано, то сбывается,
Свет и счастье нас ждут впереди!

Я чуть не расплакался, когда слушал…

А помнишь, как ты в Нальчике случайно нашла и от нечего делать стала читать «Маленького Иллимара» (до сих пор непонятно, как вообще эта книга к бабушке попала)? Ты так ее полюбила и так носилась с этим эстонским мальчиком, что все заинтересовались и тоже прочитали про него: сначала мама, потом отец, а потом и повторюшка тетя хрюшка Степка, — и всем тоже понравилось. И картинки там были чудесные — Тычок, например, изображен даже лучше, чем у Пикассо…

А как тебя волновали и томили доносящиеся по вечерам из кинотеатра «Зеленый» странно искаженные голоса и музыка?

Ну а мульфильм «Про бегемота, который боялся прививок»? А «Ореховый прутик» с колдуньей Клоанцей? А несравненная «Женитьба Бальзаминова»? А как ты расплакалась, удивив и напугав Леву, на михалковском «Обломове», когда зазвучала папкина «Casta diva»! Хотя сам фильм тебе понравился не очень…

И вообще, как говорили в советских телеспектаклях мятущиеся героини: «Любят разве за что-то?..» Ну в смысле — «…за что, не знаю сам…».

Да за Пушкина же, в конце-то концов! За «Мороз и солнце, день чудесный», и «Буря мглою», и «Пора, мой друг, пора»!