Генеральная репетиция

— Вечер. Комната в общежитии студентов Московской Консерватории. Две кровати, два стула, две тумбочки и большой стол, у которого табурет заменяет отломанную ножку. На стене пыльная гипсовая маска Бетховена.

Давид в тапочках, в теплой байковой куртке, с завязанным горлом, расхаживает по комнате. Он играет на скрипке, зажав в зубах докуренную до мундштука папиросу. Таня — тоненькая, ясноглазая — караулит у электрической плитки закипающее молоко…

Ефремов незаметно скрылся в кулисе.

Началось второе действие

Давид. …Раз, и два, и три, и!.. Раз, и два, и три, и!.. (Со злостью опустил скрипку.) Нет, ни черта не выходит сегодня!..

Таня. В чем дело?

Давид (оттопырил губы). Иногда, знаешь, я слышу все: как стоит стол слышу, как ты улыбаешься, как Славка думает… А иногда — вот, как сегодня наступает вдруг какая-то полнейшая и совершеннейшая глухота!.. Который час?

Таня. Половина девятого. Температуру мерить пора.

Давид. А ты все-таки уходишь?

Таня. Я вернусь… Получу новое платье и вернусь! (Заломила руки.) О Боже, какая я буду красивая в новом платье!

Давид. А ты и так очень красивая… Даже, я бы сказал, чересчур! Где градусник?..

Давид прячет скрипку в футляр, садится на кровать, засовывает градусник под мышку. Таня, выключив плитку, снимает молоко.

Таня. Надо же ухитриться — заболеть ангиной в мае месяце!

Давид. А я все могу. Я человек, как известно, необыкновенный!

Таня. Ты необыкновенный хвастун, вот ты кто!

Давид. Старо!.. Хвастун, хвастун — а почему я хвастун?! Персональную стипендию я получаю, в «Комсомолке» про меня уже два раза писали, ты мне дала слово, что выйдешь за меня замуж… Вот и попробуй тут, не расхвастайся!..

В комнату, без стука, входит очень худая и высокая, остриженная по-мужски и с мужскими ухватками, длинноногая и длиннорукая девица. Это ЛЮДМИЛА ШУТОВА, из Литинститута(актриса Л. Иванова).

Людмила. Привет!

Давид. Слушай, Людмила, ты почему не стучишь?

Людмила. Я потом постучу. На обратном пути… Шварц, ну-ка, давай быстро — в каком году был второй съезд партии?

Давид. В девятьсот третьем.

Людмила. Так. Нормально… А где?

Давид. Сначала в Брюсселе, а потом в Лондоне.

Людмила. Так… А закурить нету?

Давид. Нет.

Людмила. И Славка Лебедев отсутствует?! Судьба! Хотите стихи прочту новые? Ге-ни-аль-ные!

Давид. Твои?

Людмила. Мои. Конечно.

Давид. Не надо, будь здорова!

Людмила подходит к столу, берет стакан с молоком, отпивает глоток, неодобрительно морщится и ставит стакан обратно.

Людмила. Теплое!

Таня (возмутилась). Послушайте! Ну, что это…

Людмила (не обращая на Таню ни малейшего внимания).

Мы пьем молоко и пьем вино,
И мы с тобою не ждем беды,
И мы не знаем, что нам суждено
Просить, как счастья, глоток воды!..

Людмила раскланивается и уходит, не забывая из коридора постучать в дверь.

Давид. Психическая! (Вытащил градусник.) Тридцать семь и семь.

Таня. Ого! Ну-ка, ложись немедленно!

Давид. Ложусь. А ты не уходи.

Давид, скинув тапочки, ложится поверх одеяла. Тишина. Тикает будильник. Далеко гудит поезд.

Таня (тихо). Поезд гудит… Вот и лето скоро! Кажется, уж на что большой город Москва, а поезда, совсем как в Тульчине, гудят рядом. Помнишь?

Давид (с неожиданной злостью). Нет, не помню, и не хочу помнить! И я тебе уже говорил — для меня все началось два года назад, с площади у Киевского вокзала! Вот — слез с поезда, вышел на площадь у Киевского вокзала, спросил у милиционера, как проехать в Трифоновский студенческий городок — и с этого дня я себя помню… Хана злится, что я к ним в гости не прихожу, а я не могу!.. Понимаешь?

Таня. Почему?