Генетика любви

Орианн Мэрриш

Я так нервничала!..

Софос и Стефан Кассы задавали светские вопросы, были обходительны и вежливы, разбудили ради меня повара и садовника, а я просто не знала, куда себя деть: пришла в чужой дом среди ночи, прошу помощи… Стефан осмотрел Ланса и сказал все то же, что и Себастьян: стекло от банки порезало сына, отсюда кровь, но все порезы поверхностные и благодаря исконно цваргской регенерации уже начали затягиваться. Единственное тревожащее место – голень, потому что приняла на себя весь вес мальчика при падении, но и она выглядит относительно неплохо.

Мужчины суетились, а услышав, что Лотту понравился диван-качели, безапелляционно вызвали по коммуникатору садовника и попросили сопроводить юного господина. Мелькнула мысль, что если у Ланса действительно что-то серьезное с ногой и осмотр окажется болезненным, то лучше, чтобы его брат был в этот момент подальше.

После того как Лотта забрал Гаскон, меня еще раз уверили в том, что весь периметр поместья под охранной сигнализацией. Затем светловолосая полноватая ларчанка вкатила столик со сладостями, а Кассы-старшие принялись задавать наводящие вопросы о нашей подозрительной ночной встрече с их племянником. Куда они клонят, я понимала, как и то, что они совершенно не правы. Себастьян Касс с самого начала показался интеллигентным и воспитанным цваргом, а уж после произошедшего и вовсе стал в моих глазах настоящим джентльменом.

«А наш племянник, случаем, вас не преследует, нет? Вы моргните, если что».

Эта фраза, словно на повторе, крутилась в голове, пока Себастьян перекладывал заснувших Лотта и Ланса на заднее сиденье флаера, молча заводил мотор и поднимал нас в воздух, а потом удивительно плавно вел машину.

Я смотрела на красивый профиль Касса в ночном свете звезд и тусклой голубой подсветке флаера и думала о том, что это было бы смешно, если бы не было так грустно. Как выяснилось, Себастьян Касс – молодой профессор астробиологии, чистокровный цварг из очень древнего и состоятельного аристократического рода, обаятельный, улыбчивый и с потрясающим телом. Зачем ему какая-то цваргиня без образования, которая чувствует себя в душе глубокой старухой, да еще и с довеском в виде двух детей от другого?

«Ну, допустим, если он предложит стать его любовницей, то дети особого значения не имеют. Наоборот, удобно, ведь это отношения без обязательств, – пробурчал внутренний голос. – Ты определенно ему нравишься».

«Любовницей», – мысленно повторила я.

Никогда не думала, что это слово можно применить по отношению к себе, и всегда считала его оскорбительным, но сейчас вдруг отметила, что в его основе – «любовь». И впервые за долгие годы мысли об интиме с мужчиной вызвали не рвотный позыв, а что-то теплое, как разлившийся топленый мед в груди. Взгляд скользнул по губам цварга.

«Он, должно быть, фантастически целуется…»

Перед вылетом Себастьян еще раз сбегал в дом и принес огромный мягкий плед. Я хотела укрыть им близнецов, но мужчина заверил, что им и так хорошо и тепло.

– Это я принес для вас, Ориелла. Я же чувствую, как вас на горе сковала паника и вы до сих пор внутренне дрожите.

Дрожь – это мягко сказано, меня бил крупный озноб, но брать чужую вещь казалось неправильным.

Сообразив, что я готова отказаться, цварг добавил:

– Сделайте мне приятное, завернитесь в него.

Себастьян посмотрел в зеркала, переключил тумблеры и начал снижаться близ поместья Мэрриш. Всю поездку он был сосредоточен на дороге и ни разу не посмотрел в мою сторону.

Я строго себя одернула.

«Орианн, он помог тебе из вежливости! Такой мужчина, как Себастьян, помог бы любой женщине в сложной ситуации, и к тебе лично это не имеет никакого отношения! Более того, профессор Касс не станет заводить любовниц. Он для этого слишком хорошо воспитан».

Флаер с еле уловимым толчком опустился на землю. Себастьян выключил двигатель, но остался сидеть на водительском сиденье. Я тоже не стремилась покинуть уютное кресло. Цварг так ловко настроил климат-контроль, что, несмотря на откинутую крышу, теплый воздух согревал ноги.

За всеми перипетиями забрезжили первые предрассветные сумерки, чернильное небо между гор окрасилось густым фиолетовым и малиновым цветом. Я мельком отметила, что окна в доме темные, то есть Морис спит беспробудным сном. Несмотря на то что в гостях у Кассов я настаивала на ночевке у себя, вдруг навалилось ощущение потери. Пока еще не ошеломительно ломающее своей безысходностью, а тонкое и пронзительно-острое, когда понимаешь, что вот-вот упустишь что-то важное, и никак не можешь этого изменить.

Больше всего на свете мне хотелось остаться со спящими детьми и Себастьяном в этом флаере и никуда не идти. Некоторое время мы помолчали. Я нехотя поправила плед, в котором пригрелась за короткую поездку.

– Ориелла, я тут подумал…

– Орианн, – внезапно исправила я.

– Что?

Брови Себастьяна удивленно приподнялись.