— Ну, Республика вдруг перестала казаться такой уж сильной? Хиленькое замкнутое государство, выпрашивающее международную помощь? Я тебе говорю, Дэй: нужно всего одно поколение для промывки мозгов, и люди будут убеждены, что реальности не существует.
Мы подходим к столу с двумя тонкими компьютерными блоками. Парень, который склонился над одним из компьютеров, мне знаком — он приветствовал Каэдэ на железнодорожных путях, сложив пальцы буквой V, тот, у которого темная кожа и светлые глаза. Каэдэ похлопывает его по плечу. Реагирует он не сразу. Допечатывает несколько строк текста, потом, подпрыгнув, садится на стол. Я ловлю себя на том, что восхищаюсь его грацией. Наверняка неуловимый. Он складывает руки на груди и терпеливо ждет, когда Каэдэ его представит.
— Дэй, познакомься — Паскао, — говорит она мне. — Он неоспоримый лидер наших неуловимых — очень, мягко говоря, хотел с тобой познакомиться.
Паскао протягивает руку, его бледные глаза впиваются в мои. Он улыбается во весь свой белозубый рот.
— Рад познакомиться, — говорит он возбужденной скороговоркой; на его щеках появляется румянец, когда я улыбаюсь в ответ. — Достаточно сказать, что мы все немало наслышаны о тебе. Я самый большой твой поклонник. Прям фанат.
Кажется, прежде никто не восхищался мной так открыто, разве что один парнишка из сектора Блуридж.
— Рад познакомиться с еще одним неуловимым, — отвечаю я, пожимая ему руку. — Мне наверняка найдется, чему у тебя поучиться.
Видя мое смущение, он выдает сатанинскую усмешку:
— Ой, тебе понравится каша, которую мы заварим. Можешь мне поверить: ты не пожалеешь, что к нам присоединился. Мы откроем новую эпоху в истории Америки. Республика даже не узнает, откуда ей нанесли удар.
Он возбужденно жестикулирует: сначала широко раскидывает руки, а потом будто бы развязывает узлы в воздухе.
— Наши хакеры последние несколько недель потихоньку перекоммутируют систему в денверской Капитолийской башне. Достаточно подсоединить проводок к громкоговорителю — и пожалуйста, мы ведем передачу на всю Республику. — Он хлопает в ладоши и щелкает пальцами. — Тебя услышат все. Похоже на революцию?
По мне, так это больше похоже на усложненный вариант моих действий в то время, когда я впервые столкнулся с Джун. Пытаясь добыть лекарство для Идена, я перекоммутировал громкоговорители на крыше дома. Но чтобы вещать на всю Республику?
— Да, будет забавно, — говорю я. — И что думаете транслировать?
Паскао смотрит на меня, удивленно мигая.
— Убийство Президента, конечно.
Паскао стреляет глазами в Каэдэ, та кивает, после чего он вытаскивает из кармана небольшой прямоугольный прибор.
— Мы будем снимать все до последней детали с того самого момента, как вытащим Президента из машины и немного постреляем в него. Наши хакеры будут наготове в Капитолийской башне с уже настроенными для трансляции экранами. Мы сообщим о победе всей Республике. Посмотрим, как они смогут нам помешать.
План настолько жесток, что у меня мурашки бегут по коже. Я вспоминаю, как снимали и транслировали на всю страну смерть Джона — мою смерть.
Паскао наклоняется ко мне, прикладывает руку к моему уху и шепчет:
— Но это даже не самое сладкое, Дэй. — Он отстраняется, и я снова вижу его зубастую улыбку во весь рот. — Хочешь знать, что на десерт?
Я напрягаюсь:
— Ну?
Паскао довольно складывает руки на груди:
— Рейзор считает, что Президента должен застрелить ты.
Джун
Я приезжаю в столицу поездом (станция 42В) в самый разгар снежной бури; на платформе собралась целая толпа — люди хотят меня увидеть. Состав тормозит, и я смотрю на них сквозь тронутое морозом стекло. Хотя за окном холодища, народ собрался за временным металлическим ограждением — толкают друг друга, пихаются, словно приехала Линкольн или какая другая знаменитая певичка. Не менее двух столичных военных патрулей сдерживают толпу. До меня доносятся приглушенные крики:
— Назад! Всем зайти за ограждение. За ограждение! Если у кого окажется камера, он будет арестован на месте.
Странно. Большинство гражданских здесь вроде бы бедные. Из-за того что помогла Дэю, я теперь пользуюсь хорошей репутацией в трущобных секторах. Я перебираю проволочки на колечке из скрепок. Уже выработалась привычка.
Томас подходит к моему отсеку, наклоняется над полкой и говорит солдатам, сидящим рядом со мной:
— Ведите ее к дверям. Быстро.
Он стреляет в меня глазами, оглядывает мое одеяние (желтый тюремный жилет, тонкую белую рубашку). Ведет себя так, будто и не было никакого разговора в камере для допросов накануне вечером. Я сосредоточенно смотрю на свои колени. От одного вида Томаса меня начинает тошнить.
— Ей там будет холодно. Достаньте какое-нибудь пальто, — говорит он своим людям.
Солдаты держат меня под прицелом винтовок (модель ХМ-2500, дальнобойность — 700 м, самонаводящиеся пули, пробивают две бетонные плиты), поднимают на ноги. В пути я так внимательно разглядывала двух солдат сопровождения, что их нервы сейчас должны быть напряжены до предела.